Ниенна. Благословленная Смертью

На дне сумки в запаянной сургучом бутылке со спиртом болталась тонкая кисть той самой мавки, промышлявшей поеданием детей. Но самой занятной добычей была голова гулиуса фремитуса — упыря, что охотился весной и летом в сырых лиственных лесах Ледгайских островов, сплошь поросших погаными грибами. Пугал жертву диким утробным ревом, порою до смерти, а затем выедал у еще теплой печенку и глаза. За его поимку купец Джонс, на чьем постоялом дворе девицы тогда остановились, заплатил золотом — чудище здорово портило ему заработки, массово отпугивая постояльцев, предпочитавших длинную, но безопасную дорогу через окрестности.

Мертвый упырь внезапно оказался ценнее, чем живой — за его голову готовы были заплатить золотом и в королевской кунсткамере славного столичного града Ахенбурга. Таксидермисту, сделавшему из нее чучело, пришлось отслюнявить едва ли не треть купцова гонорара, настолько мужик не хотел браться за эту работу. Но жажда денег пересилила страх перед чудищем, и Ниенна с Гердой получили отлично выделанную башку, что после обработки сохраняющими зельями стала выглядеть еще омерзительнее. Самое то, чтобы продемонстрировать чересчур осмелевшим сорванцам и тем самым окончательно отбить охоту приближаться к чародейским лошадям и сумкам.

Ниенна успела еще поваляться на мягкой перине и поудивляться в очередной раз, насколько же хорошо в слободе живут люди, раз дают пуховые постели даже заезжим гостям. В спаленке вдобавок вкусно пахло бельем, что полоскали в проруби и сушили на открытом воздухе, и звериными шкурами, брошенными на пол для теплоты ног.

Очень хотелось повернуться на другой бок и заснуть окончательно, но нельзя — проснется среди ночи и будет ворочаться туда-сюда, одолеваемая мышечной болью и тревожными думами. От первой напасти худо-бедно помогал камень с драконьей кровью внутри. От второй не помогало ничего, кроме дела, которым можно занять и руки, и голову.

Поэтому некромансерка зевнула, ополоснула руки и лицо в стоящем на столе тазу для умывания, закапала под веки травяной настой, увлажняющий глаза в морозную пору, натянула холщовую рубаху, а сверху теплый жилет и юбку. Больше она сегодня никуда не собирается, так что можно в кои-то веки почувствовать себя девицей, а не замотанной дальней дорогой охотницей за упырями. Расчесалась, затянула белые волосы в узел на затылке, глянула в небольшое и мутноватое зеркало на стене. Да уж, какими бы мастерами здешние кузнецы не слыли, а плотный и прозрачный лист стекла, на который наносится тонкий слой олова или серебра, им отлить просто не на чем. Это столичные умельцы могли делать, при помощи магов, решивших связать жизнь с каким-либо ремеслом. В столичной академии Боевых, Целительских и Особых искусств таковых не учили, но ручной труд тоже нуждался в магии — и в специалистах, умеющих ее творить и перерабатывать. А здешняя сила тяжелая и сырая, как сама земля, из которой добывают руду. На ней много диковинок для взыскательного покупателя не создашь…

В зеркале отразилась бледная худощавая девчонка с яркими голубыми глазами. Ниенна покачала головой — все-таки дальняя дорога не пошла ей на пользу. И вновь обида захлестнула горло — столько красивых мужчин вокруг, а ей, как грешному обжоре в Бездне, нельзя и прикоснуться к этому сладкому пиршеству. Нельзя даже позволить взять себя за руку и поцеловать, не то что все остальное.

«Я тебя найду», — вспомнились некстати речи Соколка, рыжего улыбчивого юноши с ямочками на щеках.

Да чтоб ей провалиться в Бездну, той эльфовской богине! Ниенна прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и мигом сама на себя озлилась. Нет уж, ни одно чудище на свете не помешает ей спуститься вниз и рассказывать детям страшные истории. Да, Герду, умеющую в лицах изобразить перед зрителями и себя и подругу, и пойманного упыря, никому не переплюнуть. Но отсиживаться в самом темном углу Ниенна точно не станет.

К тому же, ей восемнадцать через два дня, и она ни за что не позволит испортить дурному настроению праздник. Да, не будет рядом родни, которая словно забыла про непутевую дочь, не будет друзей, также застрявших на практике, только на другом краю государства. Не будет любимых преподавателей и других адептов, с которыми так весело вваливаться толпой в таверну, где наливают глинтвейн и пунш. А главное — не будет чарующего Ахенбурга с его мощеными улочками, с его лавками, в которых продавалось все на свете, с золочеными звенящими ярмарками и чопорными театрами. С главной площадью у королевского дворца, на которой через месяц установят самую большую в государстве ель, и украсят ее хрустальными яблоками и конфетами.

В нынешней реальности есть стылые Глуховы леса, подозрительная кузнецкая слобода и волкодлак, кружащий неподалеку. А может, он даже сидит сейчас внизу, цедит мелкими глотками медовуху из чарки, поданной хозяином. Слушает байки Герды про кровососов и делает вид, что очень веселится.