Нигилист-невидимка

В бумажнике революционного курьера нашёлся шведский паспорт на имя Людвига Плешнера.

— Так вы Людвиг Плешнер? — уточнил Анненский.

— Я!

— Подданный короля Швеции с петербургской регистрацией?

— Я-я!

— Какой портач вам сляпал эту ксиву?

В глазах курьера скользнула липкая полоска тщательно скрываемого единомыслия и тут же исчезла под притворною игрой. Плешнер нервно вскинул подбородок, губы его задрожали.

— Категорически отказываюсь принимать на свой счёт столь грязные инсинуации!

— Чудны дела Твои, Господи, — вздохнул Александр Павлович и приступил к досмотру груза.

К замку саквояжа подошёл бронзовый ключик, прицепленный к часовой цепочке Плешнера. Корнет Ногинский вставил ключ, повернул. Замочек щёлкнул.

Призвали в качестве свидетелей двух лиц без определённого места жительства и занятий, торопливо найденных дворником на улице. Анненский сел писать протокол. Корнет Ногинский раскрыл саквояж и был ослеплён нестерпимо ярким блеском золота. Он задохнулся от волнения и дико закричал при виде сказочной картины, которая предстала перед ним.

Французские, испанские, португальские монеты, золото Нового Света и неведомых восточных стран, луидоры, дублоны, цехины, американские доллары, гинеи и двойные гинеи, муадоры, квадратные монеты, странные арабские монеты, на которых был изображён пучок верёвки, монеты словно с обгрызенными краями — самой разной величины кусочки жёлтого металла высыпались на стол из разверзнутого чрева саквояжа, присланного с Английской набережной. Это было то, что всемогущая Ост-Индская компания собрала по всему свету в ограбленных ею колониях для финансирования русской революции.

На самом дне саквояжа, перевязанные бечёвочками, лежали рубли. Рубли в пачках. Многие тысячи рублей.

Анненский отложил перо и встал. Он сильно удивился.

— Это какой-то practical joke? — спросил он Плешнера. — Как папироса с порохом возле пятки, n'est ce pas?

Но немец то ли не понимал по-английски и по-французски, то ли делал вид, будто не хочет понимать. Александр Павлович подумал, что Ост-Индская компания может оказаться не британская, а шведская. Каналы финансирования смуты заплетались во всё более хитрый узел, и на эту загадку предстояло найти ответ. Жандарм был готов взвалить на себя нелёгкую ношу, поскольку дело оказывалось ещё масштабнее, чем он предполагал, и сулило большую славу. Тем временем, Плешнер искательно улыбнулся и сделался похож на хитрую лису, выманивающую у вороны сыр, но не за так, а в обмен на что-то менее ценное.

— Вы можете взять себе, сколько хотите, — вкрадчиво заговорил он. — Заберите всё золото. Разделите между собой, уйдите из квартиры и никому не говорите. Станете богатыми людьми. Мы разойдёмся, не зная друг друга, и обо всём забудем, capisce?

Тут он допустил ошибку. Анненский отличался тем, что взяток не брал, чем принёс людям много горя.

Ротмистр обратился к революционному курьеру на понятном тому языке и спросил:

— Что ты, сука, лыбишься как параша?

Плешнер сбледнул с лица.

— Я-я-я… Я подданный Его Величества короля Швеции Оскара Второго! — заблажил международный прохиндей с дрожью в голосе, делая вид, что царский режим ему отвратителен, однако он не имеет никакой возможности выражать своё мнение.

Александр Павлович поглядел на немчика как на вошь.

— Шведы ведут себя омерзительно — чем дальше, тем наглее, а теперь ещё и англичанка гадит. Удивительно, зачем мы это терпим…

Последняя фраза, лишённая вопросительной интонации, была обращена даже не к Плешнеру. Сыщик отвернулся от него и с прохладцей отдал распоряжение чинам полиции:

— Проводите этого господина в экипаж. Позаботьтесь о том, чтобы руки его были надёжно скованы браслетами.

Людвиг Плешнер кинулся к окну, намереваясь выброситься со второго этажа и делая вид, что готов покончить свою никчёмную жизнь, нежели оказаться в жандармских застенках, но на самом деле стараясь убежать, однако был схвачен под локоть городовым. Плешнер вырвался. В руке матёрого уголовника сверкнула заточка, невесть где припрятанный узкий как шило и острый как бритва стилет. Резкий удар в печень Плешнер пропустил. Всего не мог разглядеть в возникшей сутолоке, вдобавок Анненский стоял так неудобно, что ждать подвоха от него было нельзя. Тем не менее, сыщик изловчился и стукнул с левой столь искусно, что к горлу Плешнера подкатил ком, колени сами подогнулись, он тяжело опустился на пол и на время перестал думать о чём-то ещё, кроме как о том, чтобы отвратительная боль ушла. На него надели наручники. Совершенно обессилев и утратив всякую волю к сопротивлению, революционный курьер не выдержал и без колебаний согласился сотрудничать с органами следствия. Тем не менее Анненский поручил Платону лично проследить, чтобы Плешнер был без промедления доставлен в комнату 101 и там зафиксирован.

18. ВСТРЕЧА С УЧИТЕЛЕМ