Она повернулась к Алексею. В одно мгновение он увидел и вобрал в себя и белый лоб с завитком волос, и широко раскрытые глаза, такие большие, что, кроме них, уже ничего не виделось, и синеватую небесную глубину их, властно завладевшую всеми чувствами его и волей. Ему показалось, он давно уже смотрит в эти глаза и не может насмотреться. А они становятся все больше и больше. Он видит за длинными ресницами серо-синие крапинки зрачка, а сквозь них, в самой глубине глаз жаркую манящую бездонность. Алексея пронизывает до самого сердца, в нем вспыхивают сильные чувства, в которых смешались и буйная радость, и тоскливая боль. А потом… Потом он растворился в горячем взгляде, в своих чувствах, в ощущении губ, пахнущих холодным снегом и живым трепетным теплом…
— Ой, что ты делаешь! — вскрикнула Ника, отшатнувшись в угол санок и закрываясь высоким воротником тулупа.
— Да уж лучше целоваться, чем эту тягомотину мусолить… о смысле жизни, о высоком назначении. Родился и живи — работай, люби, радуйся, страдай. Всего на твою жизнь хватит.
Ника исподлобья посмотрела на Алексея долгим взглядом и сказала осуждающе:
— Зря ты целоваться ко мне полез.
Алексей покраснел.
— Вот и угадала. На уме у тебя Галя. Обидно тебе, вот ты и надумал со мной обиду размыкать. Так ведь? А?
Вконец растерялся Алексей от стыда, но у него хватило силы сознаться:
— Ты права.
— В любви клин клином не вышибешь. Я понимаю тебя и не сержусь… Ох, как мне хочется, чтобы меня полюбили! Только чтобы по-настоящему, не ради баловства. И чтобы я любила того человека.
— Полюбят, — заверил Алексей.
— Мать говорит, что я глупая и ни один серьезный парень на меня не посмотрит.
— А что говорит отец?
— Оте-ец! — протяжно и задумчиво протянула Ника. — Отец считает меня ветреной. Но это неправда.
Помолчав недолго, она задала неожиданный вопрос:
— Как ты Володьку Жбанова считаешь?
— Не дурак. Только петляет, как заяц, — Алексей показал кнутовищем на строчку следов на снегу.
— Ты его совсем не знаешь. У него что-то сложное в жизни. Его тоже понять надо. Конечно, он не праведный, но ведь одной праведности в жизни мало.
Алексей обрадовался тому, что Ника говорит с ним дружелюбно, и, мысленно ругая себя за поцелуй, подхлестнул кнутом лошадь.
— Обленилась, лахудра!
Рыжуха встряхнулась, вскинула зад, рванула вскачь, стукнула копытами в передок саней, потом побежала мелкой рысью. Седоков обдало ветерком и снежной пылью.
Нежданно-негаданно пришел к Филатовым поп. Ника разбиралась в чертежах двигателя комбайна.
— О! Вы техникой занимаетесь.
— Летом на уборке хлеба штурвальной стану работать.
— Великолепно! А институт?
— Буду поступать.
— Прекрасно!
Отец Борис рассказывал о Москве. Ника слушала напряженно, стараясь угадать, «зачем его принесло»… Он был очень любезен и даже весел. Наговорившись, положил на стол маленький сверток.
— Что такое? Зачем?
— Не от меня. От церкви. Мы оказываем помощь ближним.
— Не надо! Я — безбожница.
— Знаю. Для нас ближний не только верующий, но всякий человек вообще. До свидания!
Не успела Ника удержать его, как он уже захлопнул за собой дверь. Схватив сверток, она сунула ноги в валенки, выскочила на крыльцо. Но попа уже не было. «То ли в проулок свернул, то ли к соседям зашел», — подумала она и, вернувшись в дом, с любопытством развернула бумагу.
— О-о! — Возглас удивления испугал ее, свой голос показался чужим.
Столько денег она никогда еще не держала в руках. Пачка новеньких, плотно спрессованных, весело раскрашенных бумажек была жестка и тяжела.
— Черт возьми! — изругалась Ника. — Этого я так не оставлю.
Прежде всего она подумала об Алексее, решила все рассказать ему.
Она нашла его на работе, таинственно отозвала за штабель бревен и показала деньги.
— Откуда столько? И зачем мне показываешь? Где взяла?
— Поп подарил.
— И ты приняла?
— Тогда бы не пришла к тебе, не показывала… Это что же? За кого он меня считает?
— Верни.
— Хотела вернуть, да не успела. Давай вместе сходим, и при попадье я ему верну.
— Сейчас не могу, вечером.
Алексей рассказал, что после возвращения из Москвы поп сделал немало подарков старухам: кому сладости столичные, кому платок или кофту, кому деньгами. Но чтобы комсомолка удостоилась церковного подарка, об этом никто и не подозревал.
— А я всем расскажу, пусть все знают подлую его душонку.
— Сначала верни ему деньги!
Отец Борис встретил их любезно, однако немало удивился приходу Алексея Венкова.
— Проходите, пожалуйста.
— Нет уж, мы не пойдем. Возьмите-ка это.
Ника протянула ему сверток.
— Нет, нет! — отвел поп ее руку. — Мы хотим сделать доброе дело. Вы собираетесь ехать учиться, пополнить ряды советских специалистов… На первое время вам пригодятся эти деньги. Это не от меня, это церковный совет дает.
— Вот что, — решительно выступил вперед Алексей. — Эти деньги, собранные с темных старух, оставьте у себя.
Как ни старался Алексей говорить спокойно, но выдержки ему не хватило. Голос сорвался, подбородок задрожал, руки затряслись. Возрази поп хоть одним словом, Алексей закричал бы и, наверное, кинулся бы на него с кулаками.
Но поп сдался, взял сверток.
— Пересчитайте, все ли…