Ника

— Большое дело! — отвечал самому себе Перепелкин. — Тут, брат, считать да считать. Дыхнуть некогда, а ты с какими-то акварелями. Есть совет клуба — решайте сами.

— Неудобно без ведома секретаря партийной организации. Я к вам не как к агроному.

На Алексея поднялись добрые глаза.

— Секретарь парторганизации, агроном… Должности разные, но я-то один, разделиться я не могу, перегородку внутри себя не поставлю… Сейчас подготовка к севу, к уборке, и дыхнуть некогда.

— Значит, не разрешаете выставку?

— Я этого не говорил. Пойми ты!.. План клубной работы утвержден на партийном бюро. Единолично я изменить ничего не могу.

— Да в плане есть ненужное, для птички.

— Ну, ты это брось!

— А разве неправда? Зачем, например, лекция врача «Влияние космоса на здоровье человека»?

— Знаешь, дань времени: от этого никуда не денешься — надо.

— Это очень узкая тема, для специалистов.

— Нет, нет! Без этого нельзя. Идут полеты в космос, а мы не отразим это в культурной работе.

— Но ведь выставка в конце концов не помешает лекции. Картины развесим на стенах, а при возможности учитель прочитает лекцию о живописи, о том, как много вокруг нас прекрасного и как надо учиться видеть его.

Перепелкин задумался, затем сказал:

— Картины надо посмотреть. Ты думаешь как? Повесил — и все? В городе специалисты, художественный совет проверяют, всякие учреждения. А у нас кто? Опять же я? Мне и отвечать.

— Сергей Васильевич! Да неужели вы не отличите черное от белого! — с искренним удивлением, в котором сквозило явное осуждение, страстно произнес Алексей. — Мы с учителем сами отберем работы, развесим, а потом покажем вам.

— Не знаю, не до этого сейчас.

Почувствовав, что Перепелкин становится немного сговорчивее, Алексей решил воспользоваться этим и сыграть на самой главной струне.

— Сергей Васильевич! Сейчас другое время, чем было в недавнюю пору. Сейчас во всем людям больше доверия оказывается. Доверьте мне, а потом — ваше право контроля.

— Подумать надо. Не вовремя ты ко мне с этим.

— Всегда будет не вовремя. В колхозе всегда хозяйственные дела, ни междупарья, ни зимнего роздыха нет.

— Сейчас у меня цифры на уме, гектары, пуды, литры.

— А живые люди с душой? Для них у вас не хватило места в голове? Гектары, пуды, литры!.. — грубо передразнил его Алексей, вставая и собираясь уходить.

— Чего шумишь, я же сказал, подумаю.

— А еще удивляетесь, почему молодежь из деревни в город бежит. Да как же не бежать! Просто потанцевать в клубе нельзя. Ведь в отчете о танцах графы нет. Сначала лекция для отчета, а потом танцы — для веселья и души… И когда вы успели закоснеть?!

Рывком надел Алексей шапку, резко вскочил, повалив стул, во всю ширину распахнул двери и выбежал на свежий воздух, будто спасаясь от чего-то гнетущего. Пошел по улице не спеша, чтобы дать остынуть разгоряченному лицу и разгневанному сердцу.

От Перепелкина Алексей пошел к Шахову окончательно договориться о выставке. Он решил все устроить так, чтобы Перепелкин остался доволен выставкой. На это Алексей очень надеялся.

А Перепелкин сидел неподвижно, вытянув под столом длинные ноги и безвольно положив на бумаги костлявые руки. «Вспыльчивый, как отец», — думал он об Алексее. Потом им завладели думы о себе, о словах, брошенных напоследок Алексеем, о деревенской жизни вообще. Обиды на Алексея не было, но сердце бередила досада, непонятно на кого и на что.

34

Весна пришла дружная. Солнце за каких-нибудь пять-шесть дней растопило снег, потоки воды хлынули по оврагам.

Хлеборобы вздыхали:

— Уносит урожай в Волгу. Лучше бы медленная весна, влага в почву бы ушла.

Но и на полях влаги осталось вдосталь; снегу было много, и когда обнажилась пашня, борозды блестели водой.

По сине-белесой крапчатой Волге прошел ледокол, а вскоре меж льдин потянулся с низовья караван танкеров с нефтью, бензином, керосином. Суда шли один за другим через равные промежутки, точно на параде; на тонких, как пики, мачтах трепыхались алые треугольные вымпелы.

В середине апреля выпали короткие, дружные дожди, обмыли землю, и по полям, по лесу брызнуло зеленым, словно подернуло прозрачным дымком. Ядреная сладость шла от озимей, от садов, робко запенившихся розовато-белым цветением. На выпасе разбрелось пегое стадо. На мокрых луговинах зажелтела пахучая купальница.

Алексей первый раз в жизни встречал весну в деревне. Все ему было ново: ломкий звон, доносившийся из мастерских, мягкие краски ранней весны, теплая синева неба, горячий запах свежих тесин и острый воздух.

Вырос, поднялся рубленый, на терем похожий, дом. Еще сидели на венцах плотники, лазали по стропилам, еще стучали топоры, роняя щепки, как яблоня лепестки, еще незрячи были глазницы окон, но все уже видели: не напрасно старый Лавруха чертил огрызком карандаша в ученической тетрадке свой проект, не напрасно дали ему волю, не впустую трудились плотники.

Часто собирались люди посмотреть на дивное строение, одобрительно кивали, кричали плотникам похвальное слово.

Раз прозрачным днем Владимир Жбанов долго смотрел на хитроумное сплетение бревен и брусьев.