Ника

В зале захлопали, сначала разрозненно и неуверенно, потом отдельные хлопки стали сливаться в общий, нарастающий гул, и вскоре в стены ударила шумовая волна, покатилась и выплеснулась на сцену, как водопад.

— Товарищи! — кричал Перепелкин, но голос его не был слышен, и только смешно раскрывался и закрывался рот, посверкивая белыми зубами.

Постепенно шум опадал и наконец утих. Снова стало слышно Перепелкина:

— Не все еще готово в клубе, как бы надо. Но и Москва не сразу построилась. И не беда, что в нашем клубе не все так, как хочется, как надо. Но есть стены, потолок, крыша не протекает, и тепло. Значит, есть очаг культуры. Теперь многое зависит от нас самих, от всех нас, вместе взятых, и от каждого в отдельности. Открыта запись в кружки художественной самодеятельности — развивайте свои таланты. Будут читаться лекции, показываться кинокартины, устраиваться спектакли, танцы. Будем приглашать артистов из города. У нас еще нет плана работы клуба, но при вашем участии мы его составим. Давайте ваши предложения…

От имени партийной организации и правления колхоза выражаю благодарность всем, кто принял бескорыстное участие в достройке клуба… Слово имеет секретарь комсомольской организации.

Под аплодисменты Перепелкин сел, а на его место вышел Славка.

— Я коротко, товарищи! Как объявлено в афише, сегодня у нас в программе: официальная часть… Она идет сейчас… Потом концерт художественной самодеятельности, потом кино.

Из зала выкрикнули:

— А буфет будет?

По рядам пробежал смех. Славка оглянулся на стол президиума, пытался поймать взгляд Перепелкина или Венкова. Но встал Варнаков и поднял руку.

— Я отвечу на вопрос, — сказал председатель сельсовета. — Мы уже договорились с райпотребсоюзом о буфете в клубе. В январе буфет откроется.

— С пивом? — послышалось из зала, и опять рассыпался смех.

— Это видно будет, — ответил Варнаков.

После комсомольского секретаря объявили перерыв. Люди ходили по фойе, увешанному плакатами и рекламными афишами кино, по-хозяйски осматривали комнаты.

Венков, показывая помещения жене, думал о том, что, конечно, хорошо, что клуб открыли, но сколько еще надо сделать! Он договорился с районным начальством, что из первых же пианино, которые привезут в раймаг, одно будет продано колхозу «Россия». Пианино не ахти какие, выпускаемые на только что созданной фабрике в областном городе, но лучших-то нет. Дал он заявку в областной отдел культуры на заведующего клубом. Поговаривают об организации школы по подготовке работников для сельских клубов, но когда-то это будет. А в Усовку такого бы парня, чтобы немного был музыкант, играл бы на том на сем, немного был бы режиссер, чтобы хороший организатор. И чтобы непьющий. Последнее условие непременное… Обещали подыскать. Но когда? Киномеханика будет содержать кинопрокат. Оправдает зарплату и прибыль даст. А кто-то должен топить кочегарку, убирать, мыть полы… А вешалка? Сейчас кто в пальто сидит, кто снял да под себя на скамейку положил… Но всегда так нельзя… Клуб требует работников, которые не пашут и не сеют, а платить им надо. «Вот и снижай себестоимость продукции, — горестно заключил Венков, а через короткое время продолжал эту мысль так: — Но ведь все это: клуб, культурный отдых, развлечения — должно улучшать настроение людей, они должны лучше, успешнее работать… Теоретически так…»

С такими раздумьями сел он в первом ряду на концерт. Хотелось ему домой, посидеть за чаем, побыть вдвоем с женой. Редко видятся они, а тут приехала жена на четыре дня, да и те пролетают все в делах. Конечно, он не будет завсегдатаем клуба, но сегодня, в день открытия, было бы бестактностью не остаться на концерт, неуважением к общей радости.

Занавес распахнулся, собираясь волнистыми складками. На пустую сцену, не имевшую даже задника, вышла Ника. В темном платье, с янтарными бусами, в черных блестящих туфлях на высоких каблуках, она прошла к рампе, прямо держа спину и прижав к бокам оголенные до плеч руки.

— Первый наш концерт готовился наспех. Участники просят извинить, если что не так получится… — Выждав немного и подняв глаза вверх, будто припоминая что-то, она четко и громко объявила: — Современные лирические песни исполнят супруги Михалевы.

На сцену вышли знакомые всему селу учителя. Михалев нес в одной руке стул, а в другой гитару. Усевшись на стул, он коснулся пальцами струн, и послышался говорливый перебор гитары, потом Михалев кивнул жене, и они запели:

Не тревожь ты себя, не тревожь,
Обо мне ничего не загадывай.
И когда по деревне идешь,
На окошко мое не поглядывай.

Голоса у певцов были несильные, но приятные, чувствовалось, что супруги любят петь. Их слушали охотно. Еще они спели «Одинокую гармонь».

Потом вышли два подростка, обутые в лапти, и под веселый смех сплясали, припевая:

Эх, лапти мои, лапотопцы мои!
Износились — не спросились,
Истрепались — не сказались.