Ника

— Ремарк показывает в героях общечеловеческое. Он не зовет в космос, он зовет к жизни ради жизни. И всем, кто потерял идеалы и веру в идеалы, герои Ремарка родные, понятные. Но ты-то почему так поддалась ему? Тебя жизнь не обманула, не истрепала.

— Мне просто интересно было узнать иной мир, иных людей.

— Хорошо, если это только любопытство, — ответил он тоном старшего.

— А если это сильное увлечение?

— Надо избежать его.

— Почему?

— Герои Ремарка — люди с опустошенной душой. А это страшнее всего.

Покровительственный, поучающий тон Владимира Ника воспринимала доверчиво, почти с благодарностью. Давая яд, он предупреждал, что это опасно, зная заранее, что Ника попробует его. Она же считала, что он поступает, как друг, бескорыстно желая только добра. И каждое слово Владимира западало в душу Ники, и мысли его были для нее откровением.

Впервые за время их знакомства разговор принял слишком серьезный характер. Жбанов стал грустно-сосредоточенным, напряженно-собранным. Ника с удивлением отметила это про себя и чутьем уловила, что не такой уж он благополучный, каким кажется и каким видят его люди. И в ней невольно зарождалась жалость к нему.

Слова его были просты, но в интонациях, в паузах звучала немая боль.

— Бойся потерять душу. Без опоры нельзя жить, — говорил он, веря в искренность своих наставлений и желая как можно сильнее разжалобить девушку.

— Ты говоришь так, будто у тебя жизнь не сложилась.

— Да, не сложилась, — горячо ответил он. — Не удалась. — Порывисто прошелся взад-вперед, сел на стул, опустил взлохмаченную голову и, виновато глядя куда-то мимо Ники, стал рассказывать о себе низким приглушенным голосом:

— Я испытал на себе и клевету, и несправедливость людей… О! Это такие штучки, такие штучки!.. Всю жизнь не соскоблишь с души. А если и очистишь, все равно нет тебе доверия. Вот и произошло крушение моих надежд и идеалов. Осталось жить ради жизни. Это трудно. Сознавать, что жизнь твоя ничтожна, мелка, неинтересна…

Что располагало его к откровенности, Ника не понимала. Но ей стало ясно одно: Жбанов «ушибленный» и несчастный.

— А я считала твою жизнь благополучной.

— Со стороны судить — можно ошибиться.

Они помолчали, глядя друг другу в глаза и зная, что не все досказано, не вся вывернута душа.

— И вот осталось одно: жить! — сказал Владимир мягким, проникающим в сердце голосом. И после короткой паузы твердо ответил: — Надо просто жить!

После его ухода Нике стало невыносимо тоскливо. В гнетущей тишине однообразно, бесчувственно стучали ходики с лисьей мордочкой над циферблатом.

Она замечала, что всякий раз после разговора с Владимиром на душе у нее делалось смутно, все казалось безрадостным, во всем она сомневалась. Умел он так разговаривать, что потом долго все ей было не мило и жизнь представлялась пустой, ненужной. Встреч с ним она не искала, но он подвертывался под руку как раз в то время, когда у нее на душе «кошки скребли».

Приходило на ум, что, возможно, Алексей Венков неправ, осуждая Владимира. Как-то Алексей сказал, что не любит «типов, подобных Владимиру».

— Почему? — спросила Ника.

— Мещанство прет из всех его пор… И хи-и-итрый — ужас!

— Может быть. Но согласись, что есть в нем что-то привлекательное.

— Умение одеваться, например.

— А что?

— Еще хорошо калымит.

— Да уж мимо рта не пронесет.

— В общем — уйма качеств.

— Почему ты так озлобился на него? Вы были раньше знакомы?

— Нет. И советовал бы тебе… не развешивать уши.

— На что ты намекаешь?

— Ни на что.

— Может, ревнуешь?

— Дурочка ты! Вот что!..

Она повернулась, гордо вскинула голову и ушла, чувствуя себя оскорбленной.

При воспоминании об этом ее бросало в жар. Глупо, конечно, все получилось. Особенно насчет ревности… Не подумав, брякнула слово не к месту.

Ника жила уединенно, много читала. Ей казалось, что она забывается, отгораживаясь книжным миром от окружающей жизни. На самом деле в одиночестве тоска ее незаметно для нее самой росла и завладевала не только чувствами, но и умом.

Как-то встретила на улице Алексея.

— Где ты пропадала? — спросил он.

И вдруг покраснел, стал бессвязно говорить о разных пустяках.

— Я каждый день ездил в Андреевку чинить птичник… Хотел как-то зайти к тебе, да постеснялся: поздно было.

— Правда, хотел зайти? — В глазах Ники загорелись радостные огоньки.

— Куда идешь?

— Просто вышла прогуляться.

Они пошли рядом. Дул холодный ветер. Дома заволакивали белесые сумерки. Из мастерской выплывали звенящие звуки: «Дзень-дзень-дзень!..» Казалось, кто-то властный и сильный льет эти металлические звуки над селом, чтобы напомнить людям о прочности жизни, о сбыточности их надежд.

Алексей взял ее под руку, неуверенно пригласил к себе домой.

— Пойдем! — охотно согласилась она.

Квартира Венковых удивила Нику простотой обстановки: обеденный стол посередине большой комнаты, табуретки, полки с книгами вдоль стен.

— Что тут интересного? — спросила Ника, перебирая книги на полке.

— Да ничего нет. Вот разве это, — он вытащил из тумбы стола альбомы с репродукциями картин. — Посмотри, пока я печку затоплю.

— Я помогу тебе, а картинки посмотрим вместе.