Ника

Пришла весна. Мужики — в поле пахать да сеять, а Миколай над своими часами сидит. Жена опять со слезами. Хозяйство, мол, забросил, все в деревне над ним смеются. «Правду говоришь, — сказал он жене, — хозяйство забросил, а часы бросить не могу: они, все равно как хворь, во мне, душе покою не дают. Умру, а не брошу…» Все хозяйство жена на себя приняла. Да много ли баба сделает! Ей и пахать, и сеять, и холсты ткать, и семью обшивать, и робятишек обихаживать… К осени корову продали. Пошла жена с детьми по миру с сумой на пропитание чужие куски собирать.

Раз днем пришли в избу староста, поп и два мужика. Сели, поглядели на Миколая. Староста спрашивает: «Миколай, где твоя баба, где дети?» Отвечает, что, мол, по миру пошли на пропитание Христовым именем просить. «Довел баловством», — сказал староста. А поп попросил: «Ну-кось, покажи!» Поглядел. «Ваккурат сделано. Без дьявольской подмоги это сделать нельзя. Околдовал тебя дьявол». Староста сказал свое: «Было бы при крепости, привели бы тебя на барскую конюшню да высекли бы розгами. Блажь-то прошла бы. А теперь велено доставить тебя в город, уездное начальство хочет на твое рукомесло поглядеть…»

Доставили Миколая в город, привели в управу, а там чиновники… сидят, папиросочки покуривают, в камин, на огонь поплевывают. Одним словом, ведут себя по-господски. Самый главный — начальник уездного управления, полковник. Перебирает он, значит, части деревянных часов, спрашивает: «Как тебя зовут?» — «Миколаем, ваше высокоблаородие». — «А по прозванию?» — «Бронниковым прозываюсь». Начальник со смешочком спрашивает дальше: «Ты что же, немцев надумал перехитрить?» Глянул Бронников прямо в глаза полковнику и ответил, как отрезал: «Так точно, ваше высокоблаородие, потому как мы, русские, тоже могем, хоша и в лаптях ходим и грамоте не обучены». Тут начальник медведем взревел: «Как ты смеешь, дурак! Часы из металлу делают, из железа. И в России их не изготовляют, потому что русские образованием и наукой до немцев и англичан не дошли. А ты — часы деревянные!..» Песочил, песочил начальник Бронникова, а он свой ответ держит: «Можно, ваше высокоблаородие. Оно, дерево-то, на все пригодно. Из него можно телегу сделать, избу срубить, музыку изготовить, а можно зазря в печке спалить. Надо знать, какое дерево к чему способно. К примеру, колесики часовые и маятник надо из пальмы делать. Она красоты в отделке не дает, зато прочна, особливо ежели веретенным маслом пропитается. Кап хорош для корпуса, не коробится, не разбухает, не усыхает, не трескается». Тут полковник перебивает его, тольки уже без того крику, как поначалу было: «А стрелки из чего?» — «Из жимолости, ваше высокоблаородие. Она дюже крепка и в работе податлива…» Тут чиновники переглянулись: «Видал, мол, лапотник-то как отбривает». А начальник опять вскипел: «Пружину, дурак, стальную делают». А Бронников сказал, что пружину из бамбука сделал. «У нашего барина удилище было. По виду тростник, а твердое, что твой камень. Его закалить еще можно. Я пробовал полоску в кольцо свернуть, получается пружина…» Видит полковник, что не переспорить ему мужика, встал, аж красный весь, ногами затопал, заорал: «Врешь! Деревянные часы ходить не будут». Бронников тоже распалился от обиды, стоит на своем: «Будут! Дольше железных проживут…» Чиновники захохотали. А Бронников подошел к столу: «Извольте, — говорит, — поглядеть на крышку. Она из капа сделана. Поднесите к глазам — и покажется, в ней будто глубоко, глубоко. А она в толщину-то как у железных часов. Это красота деревесины. А крепость лучше железной, ржавчины не боится». Замолчал начальник, не знал, что сказать. Сидел тут фершал уездный, пьяница, говорят, был перевостатейный. Он и говорит: «Господа! У него помутнение разума, он ума лишился». Бронников ему перечить стал, да не дали ему, загалдели чиновники: «Сумасшедший! Хозяйство забросил! Семью по миру пустил!» Самый-то главный начальник вдруг сгреб со стола части часов да и швырнул в камин… Бронников с кулаками на него бросился, да тут заскочили полицейские, скрутили ему руки…

Год пробыл Бронников в сумасшедшем доме. А как вернулся в деревню, крестьянствовать стал. Пришла зима, опять за часы взялся… Прошло шесть лет. И показал он часы карманные, все из дерева сделаны, цифры перламутром выложены. Цепочка из круглых звеньев, звено в звено, из одного куска пальмового дерева вырезана. Часы ходили, время верно показывали. А размером в поперечнике три сантиметра на теперешнюю меру.

Слух о часах пошел по губернии, дошел до Вятки. Примчался к Бронникову купец, сторговал часы, повез с другим товаром во французский город Париж на ярманку. И купил их там японский император. Приехал купец к Бронникову, заказал новые часы… И стал Бронников мастером деревянных часов… Десять штук за свою жисть сделал. И перестали над ним смеяться, а в музеях и сейчас его фамилия выставлена…

Умолкнув, Лавруха выколотил пепел из трубки.

— Так-то, милые мои. Когда человек не только руками, а и душой трудится, тогда все у него получается. Спасибо за угощение…