Ника

Он замечал, что в сердце накапливается недовольство, неудовлетворенность. Но он знал, что это состояние к нему приходит все реже и реже, и утешался, что со временем «все уляжется».

25

Новый год в Усовке встречали по-разному: одни — по новому стилю, другие — по старому, а большинство — дважды.

Прошка встречал «оба Новых» года, но особенно сильно гульнул под «старый Новый год». Второй день инвалида ломало, словно избитого, в голове стучало и звенело.

Жена отпаивала его капустным рассолом, когда в дом заявился отец Борис.

— Надеялся найти вас в здравии, а вы в недуге, — сказал поп, протягивая руку хозяину и кланяясь хозяйке.

— Да вот… — Инвалид поморщился. — Нет хуже этой бражки… Голову так и разламывает.

— Сочувствую.

— Была бы водка, одной рюмкой поправился бы. А опять бражку… не могу!

— Вот не знал! — Поп развел руками. — Захватил бы чего-нибудь.

— Да ну?

— Коньяк держу, при простуде хорошее лекарство.

Чуть не подпрыгнув от зависти, Прошка скрипнул зубами.

— Дойдем до меня, заодно и дело обговорим.

— Не надо бы, Прохор, — начала было жена, но поп успокоил ее:

— Одну рюмку… и будет здоров.

— Больше-то уж не давайте.

— Не дам.

До поповского дома шли молча, потому что Прошка не мог ни о чем даже думать, не то что говорить. После изрядной чарки коньяку он ожил и повеселел.

— Слушаю, Борис Иванович.

— Надо сколотить из двух бревен крест, поставить на реке, под берегом.

— Зачем это?

— Водосвятие крещенское.

— А-а…

— Бревна ваши, работа ваша, деньги церковные.

— Сколько дадите?

— Да уж не обидим.

На другой день крест стоял во льду рядом с прорубью, где женщины полоскали белье. Облитый водой, он обледенел и ночью, когда в ясном морозном небе взошла луна, засверкал голубоватыми искрами.

По Усовке, по ближайшим селам полетело:

— Ердань!.. Будет Ердань!..

В церковный праздник крещения на реке собралось много народу. У большой проруби, огражденной веревками на кольях, стоял отец Борис в жесткой золотой ризе, в фиолетовой бархатной камилавке, с тяжелым серебряным крестом на груди. Чуть позади — весь церковный причт. Старушки в черных шалях, бородатые мужики, молодые женщины и дети — вся эта немногочисленная толпа верующих стояла на льду в торжественном ожидании.

На берегу толпились те, кто пришел ради зрелища. Их было много, собравшихся со всей округи. Приходили пешком, ехали на лошадях, а из одного села прибыло на тракторных санях сразу человек тридцать, по-праздничному нарядных и веселых.

— Иордань! — говорила Ника, пританцовывая от холода. — Не видала этого спектакля.

— Старики помнят, как устраивали, — ответил Славка и знающе добавил: — Раньше такой обычай был: кто на святках ряженым ходил, тот обязательно в проруби купался.

— Бр-р-р!.. — Ника вся содрогнулась. — В такой-то холод!..

В то время как на берегу люди перебирали новости, шутили, дымили папиросами, а кое-кто распил с друзьями поллитровку, толпа верующих у проруби все теснее сжималась вокруг духовенства.

Вот отец Борис поднял руку с крестом, и над рекой поплыл сильный голос его, нестройно подхваченный толпой:

— Во Иорд-да-ане… крещающемуся тебе, господи…

Дальше вместо слов слышалось неразборчивое разноголосое бормотание и гудение. Над толпой поблескивали льдистые, крестообразно сбитые бревна, а в руке тускло светился серебряный крест.

Очень скоро песнопение кончилось, и верующие стали черпать бидонами «святую» воду.

— Бабушка Матрена, — крикнул Славка, — бидон испоганишь: тут же портки полощут.

Старуха сурово подняла на парня глаза, бойко ответила:

— Дурачок! Вода-то освященная.

Из толпы верующих вышел к проруби мужчина в одном нательном белье. Два бородатых мужика в овчинных полушубках закинули ему на шею полотенце, пропустив концы под мышки, и помогли залезть в прорубь.

— Купель, купель!.. — раздалось на берегу. — Крещение.

— Ой! Как у него сердце не зайдется.

— Ему стакан самогону дадут и — в тулуп.

Тем временем «окрещенный» вылез из проруби с выпученными глазами, дрожа и шатаясь, исчез в толпе, где на него надели валенки, шапку, тулуп.

— Агашка! Агашка!.. — закричала Ника, увидев односельчанку, сорокалетнюю доярку Агафью.

— А ты сама сигани! — посоветовала Даша. — Что, духу не хватит?

— Нет, не хватит.

— То-то! Агафья вдовая, ей перед мужиками себя голую показать хочется.

С берега летели в сторону купели насмешливые замечания, но там верующие занимались своим делом сосредоточенно, с чувством отрешенности от всего постороннего, не относившегося к крещению. И чем больше шуток слышалось на берегу, тем громче читал молитву поп на непонятном языке, тем самозабвеннее пели верующие.

Наконец крещение кончилось. Верующие и зрители разошлись и разъехались. А по домам только и разговору — об Иордани…

А часом позже у Венкова собрались секретарь парторганизации, председатель сельсовета, кое-кто из членов правления. Собрание не собрание, гости не гости.

Ни Венков, ни Перепелкин на водосвятии не были. А председатель сельсовета Тимофей Варнаков, человек осторожный в службе, пошел.