В широкой юбке не путались шаги. Луна, будто вошла в мое положение, подсвечивала дорожку к берегу. Да и не одинока я была в своем стремлении спуститься к воде. Еще одна пара, посмеиваясь и то и дело ныряя в кусты, следовала тем же путем. Но я пришла раньше, а они где-то по пути потерялись, чересчур увлекшись друг другом.
Я остановилась, не зная, куда себя деть. На берегу собралось удивительно много людей. Я даже не думала, что в Каренди столько есть. Но, видимо, вместо отдыха после праведных дневных дел все предпочли отвлечься и развеяться. И с музыкой не возникло проблем: невысокий юноша перебирал струны походной гитары, а сидевшая рядом девушка отбивала ритм бубном. И, словно желая посоперничать с ними, кто-то нес полноценный барабан. Его хозяина за инструментом было не видать: одни лишь ноги, переступавшие из стороны в сторону.
— Эвильен!
Мне помахали две девушки, с которыми я успела познакомиться, пытаясь что-нибудь купить, — Анабель и Клер.
Я подняла руку и медленно помахала в ответ.
— Иди сюда! — позвали они, и я с облегчением направилась в их сторону. Поморщилась, когда прямо передо мной кто-то решил присоединиться с созданию шума и, не обладая слухом, завел унылую песню.
— Хватит, Майза, — одернул кто-то исполнительницу. — И вы, — обращение определенно касалось музыкантов, — играйте что-нибудь веселое. А то потонем в бабских слезах. Уровень моря и так поднялся, а вашими усилиями нас и вовсе поглотит пучина.
— Да полно тебе, Крис, — отозвался парень с гитарой, но мелодию сменил. Пришлось замолкнуть и Майзе, и я выдохнула с облегчением. Правда лишь после того, как убедилась, что уши остались на месте и все еще способны слышать что-то кроме заунывного воя.
Включился барабан, первый раз зачерпнули в бочке, костер пыхнул пламенем — и я осталась сидеть на покрывале. Мои соседки, довольные, вступили в хоровод, а я не могла избавиться от мысли, что все это — ненастоящее. Веселье, улыбки, смех — все это лишь последствия подогретого вином, музыкой и танцем представления. Все знают свои роли, все улыбаются, но истинного веселья в них нет.
Или его не было во мне? Меня звали в круг, меня звали танцевать, но ничего кроме тоски я не испытывала. Хоровод отвлекал на пару минут, но никакого единства, как это происходило в ведьминском круге, когда одаренные обменивались силой, я не чувствовала. А вот то, как мне наступают на ногу или обдают луковой отрыжкой, — этого было много.
Не выдержав, я уклонилась от очередного приглашения и ушла. Что бы ни говорила возлюбленная мэра, едва ли моя судьба была связана с кем-то, кто и имя мое забыл, едва ему улыбнулась другая.
Я разулась, подхватила ботинки под мышку, подвязала юбку повыше, чтобы не замочить подол, и побрела вдоль берега. Волны накатывали на песок, гладили мои ноги и ускользали обратно. А я смотрела на лунную дорожку на воде, протянувшуюся, казалось, от этого берега до самого Драконьего Утеса, и улыбалась. Тишине, нарушаемой лишь шумом накатывающих волн, красоте и… возможности поплакать, пока никто не видит.
Оставила ботинки на песке. Там, куда не добирались волны. И медленно побрела по воде. Достаточно крупный камень нашел быстро, и я забралась на него, оставляя ноги в воде. Юбка вымокла, но более ее судьба меня не волновала.
— Прошлое нужно отпустить, — сказала я самой себе, опуская ладонь в воду и перебирая пальцами. Сердце протестующе сжалось, и первая слезинка скользнула по щеке. — Это был лишь дурной сон, — уверяла я себя, глядя на полную луну. — Морок, злая шутка судьбы. Мелькнуло и безвозвратно ушло. Из моей жизни, из моей памяти, из моего сердца…
Последнее откликнулось болью. Сердце не было согласно. Оно не хотело забывать, не хотело оставлять в прошлом, но выбора у нас обоих не было.
— Не будет в Каренди двух одаренных. Не будет… А почему? — Я посмотрела на море, улыбнулась печально, но продолжить не успела.
Плеск волн вмешался в мои рассуждения. Кто-то упрямо шел в мою сторону, борясь со стихией, борясь с тишиной, но не в силах победить отблески луны на волнах. Я молчала, не оборачиваясь и не задавая вопросов. Просто ждала, пока незнакомец уйдет, или заговорит первым. Разве что слезы утерла рукавом. И пожалела — соленная вода успела пропитать манжету.
— Эви… — Голос был полон облегчения, словно тот, кто так яростно сражался со стихией, был напуган. И этот голос… Ночь, почему ты так жестока со мной? Зачем испытываешь и без того страдающее сердце?.. — Эвильен…
Теплые ладони обняли меня, чужой подбородок опустился на плечо и дыхание, прерывистое, напряженное, обдало мой слух.
— Успел…
Я подняла ладонь, не веря ни ушам, ни согревающему меня теплу, и пальцами провела по лицу, застывшего за спиной мужчины. Широкий лоб, нос, скулы, плотно сжатые губы, подбородок. Человек за спиной был реален, но я боялась поверить, что он тот, о ком я думала, тот, кого не могла забыть.
— Ваше… величество?
— Георг, — выдохнули мне на ухо, крепко прижимая к себе. И надежнее этих объятий не было ничего.
— Георг, — послушно повторила я и попыталась обернуться.