Если анархисты выделяли в своих рядах кого-то как выдающегося человека, они, как правило, ссылались на его исключительные заслуги и необыкновенную приверженность общему делу. В этих оценках важную роль играла биография. Первые последователи Бакунина заостряли внимание на его заточении Николаем I в тюрьму, драматичном побеге из сибирской ссылки и неизменной преданности делу революции. Бакунина представляли скорее не как человека, а как явление. «Перенесенные им испытания и пережитые страдания, — писал Генри Сеймур, — заставили бы большинство людей смириться, но наш герой — не кто-нибудь, а Бакунин!.. Едва ступив на землю Англии, он удвоил свой энтузиазм в деле социальной революции»51. Истории из жизни персоналий иллюстрировали анархистские ценности и добродетели. Если в Бакунине людей восхищали сила духа и кипучая энергия, то Луизу Мишель анархисты ценили за дерзкий отказ отречься от участия в Коммуне или хотя бы оправдаться. Взяв на себя полную ответственность за свои мятежные действия, в ответ она предложила обвинителям казнить ее. Впечатленные мужеством этой женщины, 10 тыс. человек приветствовали ее возвращение в Париж в 1881 году, после амнистии участников Коммуны. В статье об Эррико Малатесте от 1912 года, когда его депортировали из Великобритании, особенно подчеркивается его сострадательность, воплощающая анархистскую этику. Жители «бедных итальянских кварталов в Ислингтон и Сохо, — говорится в статье, — не знакомы с его политическими убеждениями, да они их особо и не волнуют. Эти люди знают его как человека, который отдаст последний пенни, чтобы помочь попавшим в беду соотечественникам, и который уберег сотни мальчишек от стези хулигана, обучив их полезным ремеслам в своей маленькой механической мастерской на Уиндмилл-стрит»52. Рудольф Рокер, одна из виднейших фигур, которой явно недостает в списке Эльцбахера, был отмечен как организатор профсоюзного движения, самостоятельно выучивший идиш, чтобы работать с самыми обездоленными еврейскими рабочими в лондонском Ист-Энде. Эмма Гольдман, одна из наиболее выдающихся женщин-анархистов Америки, тоже не представлена в вышеприведенных списках. Она заслужила репутацию неутомимого и бескомпромиссного борца за свободу слова, права женщин и прекращение репрессий со стороны правительства, бесстрашно защищала обвиняемых в насильственных действиях активистов и пользовалась их большим уважением.
Хотя эти «знаменитости» находились в основном в Европе и Америке, их деятельность не ограничивалась этими географическими рамками. Коллективно отвечая за издание политических трактатов, эссе, беллетристики и поэзии, многие из них также занимались выпуском периодических изданий:
Следуя путями миграции, когда добровольной, а когда и вынужденной, группы анархистов-эмигрантов создавали клубы и общества, которые, даже будучи изолированными, становились центрами сложной сети транзитных и контрабандных маршрутов для доставки книг и брошюр. Личные встречи, случайные знакомства и дружба также способствовали широкому распространению идей. Регулярно отправляясь в дальние лекционные туры, анархисты приносили свои политические убеждения в новые места. Чтобы исправить распространенные заблуждения и мобилизовать поддержку анархистских инициатив, они публиковались в журналах, ориентированных на рабочих и интеллигенцию. Классикой в этом смысле стали тексты Малатесты («Среди фермеров» (Fra Contadini)), Кропоткина («Воззвание к молодежи») и Толстого («Рабство нашего времени»). Историк китайского анархизма Ариф Дирлик отмечает, что «Воззвание к молодежи» Кропоткина привело к «обращению… многих молодых [китайских] радикалов в анархизм»55 в первых десятилетиях ХХ века. Рикардо Флорес Магон считал «Хлеб и волю» Кропоткина «своего рода анархистской библией». Эта работа вдохновила его самого на участие в организации коммун в Мехикали и Тихуане во время революции 1911 года в Нижней Калифорнии56.