С появлением новых профсоюзов в конце 1880-х годов дискуссии об организации вышли на новый виток. Во время бурного развития массовых анархистских движений в Европе, Центральной и Латинской Америке и на Дальнем Востоке четко обозначилась анархо-синдикалистская группа. Инициатором нового движения стал опытный профсоюзный деятель Рудольф Рокер. Он черпал вдохновение в трудах Бакунина, который в 1870-х годах призывал анархистов к созданию федераций, где бы теория познавалась на практике, а деятельность вела к освобождению рабочих165. По мнению Рокера, синдикализм представлял собой следующую эволюционную ступень анархизма. Он не только развивал принципы Первого интернационала, но и давал идеальное средство распространения анархистского образования, укрепляя солидарность и противостоя доминированию путем создания федеративных профсоюзов, способных управлять экономикой независимо от нанимателей.
Среди организационалистов были те, кто воспринимал сдвиг в сторону синдикализма с меньшим энтузиазмом. Малатеста и Кропоткин считали, что независимость профсоюзов следует уважать и поддерживать и что анархистам следует работать с профсоюзными организациями так, чтобы не наносить ущерб ни их самостоятельности, ни своей собственной. Это означало, что, хотя анархисты должны продолжать повстанческую деятельность и поощрять рабочих к организации массового сопротивления путем саботажа и забастовок, им не следует стремиться создавать массовые анархистские организации.
Финальный поворот в организационных дебатах произошел на Украине во время гражданской войны в России, где вплоть до 1922 года повстанческая армия Нестора Махно вела анархистскую кампанию против красных и белых. На опыте боевых действий Махно заявлял, что успех определяют сильные организационные структуры. Критики утверждали, что введенные им изменения скомпрометировали принципы добровольного призыва, добровольного согласия соблюдать дисциплину и равноправия в отрядах ополчения. Однако после разгрома партизанско-повстанческого движения Красной армией, когда сам Махно оказался в эмиграции, махновцы закрепили его идеи в «Организационной платформе всеобщего союза анархистов». «Платформа», как стали называть этот документ, связала анархизм с классовой борьбой, революцией и федерализмом, придала единство теории и тактике. Она ориентировала активизм на организацию движения в селах и городах и на либертарное образование. Написанная в духе решительного осуждения индивидуализма, она призывала к ответственности коллективной и порицала «практику, основанную на индивидуальной ответственности»166.
Эволюционисты и революционеры
Одновременно с разделением на организационалистов и антиорганизационалистов произошел еще один усложнивший обсуждения раскол — на эволюционистов и революционеров. Чтобы понять суть этих зачастую бурных дебатов, необходимо помнить, что между эволюцией и революцией не было строгой дихотомии. Спор шел о том, как и где в рамках трансформационных процессов можно применять насилие.
Эволюционисты, как это ни странно звучит, считали свои идеи революционными, но вслед за Прудоном выступали за постепенную, ненасильственную трансформацию. Они отвергали насилие, особенно вооруженную борьбу, в пользу поэтапных изменений. Революцию они приравнивали к насильственному свержению существующей власти и опасались, что она приведет всего лишь к передаче этой власти новым элитам. Анархистская деятельность, утверждали эволюционисты, должна быть иной и определяться постоянной политической активностью автономных групп и людей.
Революционеры также понимали анархическую трансформацию как постепенный, поступательный процесс, но, в отличие от эволюционистов, добавляли, что эволюция включает в себя периоды внезапной, стремительной трансформации, которые вполне могут быть насильственными и разрушительными. Эта модель прерывистой эволюции была сформулирована Кропоткиным и Элизе Реклю. Как и эволюционисты, они отвергали французско-якобинскую модель революции, но в то же время ожидали, что капиталисты будут использовать все имеющиеся в их распоряжении средства для защиты своих преимуществ. Точно так же синдикалист XX века Том Браун утверждал: наивно полагать, что революционных целей можно достичь, «не возбудив самого яростного неприятия и самой жгучей ненависти к классу нанимателей»167. Таким образом, анархическая революция не была направлена на завоевание политической власти, но обязательно предполагала подготовку к государственному насилию: анархистам требовалось найти способы противостоять рьяной реакционной агрессии и поддерживать свои революционные силы в периоды боевых операций. Последовавшая за Коммуной череда расправ воспринималась ими как мрачное предупреждение.