Николай Викторович собрался с силами и с деланым удивлением поинтересовался:
— Откуда вы, Никита Сергеевич, это взяли?
А сам думал: от кого это могло стать известно? Сразу подумал: Брежнев раскололся. Тот в какой-то момент заколебался:
— Может быть, отложить все это?
Подгорный на него набросился:
— Хочешь погибать — погибай, но предавать товарищей не смей.
Но Хрущев рассказал, что о заговоре его сыну Сергею поведал сотрудник КГБ Василий Иванович Галюков, бывший начальник охраны бывшего секретаря ЦК Н. Г. Игнатова. Обиженный на Хрущева Николай Григорьевич действительно активно участвовал в подготовке заговора. Ездил по стране и убеждал старых приятелей выступить против Хрущева. А Галюкова пристроил в Хозяйственный отдел Верховного совета РСФСР и возил с собой в роли помощника для устройства всех дел.
Никита Сергеевич показал Подгорному письмо, переданное сотрудником КГБ Сергею Хрущеву и поинтересовался:
— Вам что-нибудь по этому поводу известно?
Подгорный, не моргнув глазом, сказал, что ничего не знает.
Предложил: не поручить ли Комитету госбезопасности проверить все факты? Он был уверен, что Семичастный выкрутится. Но Хрущев по какому-то наитию решил к КГБ не обращаться, а по-дружески попросил А. И. Микояна: вызови Н. Г. Игнатова, поговори с ним и доложи.
Заговорщики через первого секретаря ЦК Компартии Грузии Василия Павловича Мжаванадзе успели предупредить Игнатова о нависшей над всеми угрозой. Ему велели в беседе с Микояном наотрез все отрицать... Да и осторожный Анастас Иванович, похоже, не проявил обычной прыти, исполняя поручение первого секретаря. Он сохранил верность Хрущеву, но не хотел ссориться и с его набирающими силу противниками.
Леонид Митрофанович Замятин, который в то время заведовал Отделом печати МИД, рассказал мне, как 30 сентября 1964 года, накануне отъезда в отпуск, Хрущев вдруг появился на обеде в честь президента Индонезии Сукарно и произнес неожиданно откровенную речь.
Сукарно, лидера движения за независимость, принимали в Москве как дорогого гостя. Он приехал просить оружие. Сукарно, считавший, что западная демократия Индонезии не подходит, в марте 1960 года распустил парламент и сам стал назначать депутатов. Сукарно был провозглашен пожизненным президентом страны и стал практически официально именоваться «отцом нации». Подобная политика привела в тому, что он рассорился с западными странами, но зато получал советскую помощь. Компартия Индонезии стала мощной политической силой, и Сукарно ввел коммунистов в правительство. А через год после обеда с Хрущевым, в 1965-м, в Индонезии произошла попытка военного переворота, вылившаяся в кровопролитное восстание. К власти пришли военные, хотя Сукарно формально оставался президентом до 1967 года. Считается, что без суда и следствия убили полмиллиона человек и еще полтора миллиона посадили. Компартия перестала существовать.
Старшим на обеде с индонезийским президентом был по должности Н. В. Подгорный, потому что Хрущев находился в отпуске. Никита Сергеевич тем не менее приехал, вошел в зал со словами, не сулившими ничего хорошего:
— Ну что, мне места уже нет?
Место, разумеется, сразу нашлось. Никита Сергеевич сделал знак Подгорному:
— Продолжай вести.
Но в конце обеда, когда протокольные речи были произнесены, Хрущев высказался:
— Вот интересно. Я недавно приехал из отпуска, а все меня уговаривают, что я нездоров, что мне надо поехать подлечиться. Врачи говорят, эти говорят. Выпроваживают отдыхать: «Завтра ты должен убраться из Москвы». Ну, ладно, я поеду. А когда вернусь, я всю эту «центр-пробку» выбью.
И он показал на сидевших тут же членов Президиума ЦК КПСС:
— Они думают, что всё могут решить без меня.
Хрущев поступил нерасчетливо, чуть ли не в открытую объявив о грядущих в ближайшее время кадровых перестановках, и... уехал отдыхать. Вера в собственную неуязвимость подвела Никиту Сергеевича. Его откровенные угрозы разогнать Президиум ЦК только сплотили его противников.
Еще 29 сентября Н. В. Подгорный позвонил П. Е. Шелесту в Черкассы и велел срочно лететь в Крым, дабы встретить Хрущева, который отправился отдыхать. Хотел, чтобы в эти решающие дни доверенный человек находился рядом с первым секретарем и следил за его настроением.
Первого октября Шелест в Симферополе встретил Хрущева. Тот полушутя выговорил ему:
— А вы почему здесь? Я-то на отдыхе, а вы должны работать.
— Моя обязанность вас, Никита Сергеевич, встретить. Ведь вы прибыли на территорию республики, может быть, у вас возникнут вопросы.
Хрущев посадил его с собой в машину, пригласил пообедать.
У Шелеста сложилось впечатление, что Хрущеву хотелось высказаться. Он ругал работников идеологического фронта, назвал М. А. Суслова «человеком в футляре», Л. И. Брежнева — краснобаем. О Н. В. Подгорном заметил, что забрал его в Москву как хорошего, подготовленного работника, но пока особой отдачи не видит, ожидал большего.