Никита Хрущев

С первых своих шагов Никита Сергеевич дал гарантии, что больше этого не будет, секретари могут спать спокойно. И когда в пятьдесят седьмом он позвал их в момент борьбы с “антипартийной группировкой”, они явились и отплатили ему верной службой.

Но когда, увлеченный “зудом реорганизации”, он дошел до амебного разделения обкомов и лишил их власти (“два, значит, ни одного”), лишил честолюбивых мечтаний о месте “первого”, они, хотя и проголосовали автоматически за это решение, но уже простить этого ему не могли — все бы другое простили — кукурузу и прочее, а этого нет.

И вот их призвали, чтобы проголосовать против него, и они это сделали со сластью, вложив в автоматику традиционного голосования всю искренность своего волеизъявления — с репликами, аплодисментами, чуть ли не улюлюканьем против него, сидевшего молча на крайнем месте за столом президиума. Боже мой, сколько запоздалого раскаяния, горечи, гнева и возмущения было в его груди на этом последнем для него пленуме в круглом зале».

Доклад, прочитанный Сусловым, историки считают «мягким». Существовал еще один, зубодробительный вариант, подготовленный зампредом Совмина СССР Д. С. Полянским. Ему в последние годы сильно доставалось от Хрущева, и злости накопилось много. Он рассчитывал, что ему дадут произнести главную речь. Но старшие товарищи такой возможности ему не предоставили. Дмитрий Степанович был молод[33] и амбициозен. Зачем укреплять его позиции? Конечный вариант его 70-страничного доклада был отпечатан в четырех экземплярах. Один экземпляр он вернул в Общий отдел ЦК с просьбой приложить к материалам Октябрьского пленума. Остальные три Полянский собственноручно разорвал и отдал на уничтожение в 1-й сектор (подготовка материалов к заседаниям Президиума) Общего отдела ЦК, где бумаги в установленном порядке сожгли.

А. Н. Шелепин вспоминал позднее, что после Октябрьского пленума члены Президиума ЦК собрались с ним попрощаться. Никита Сергеевич подходил к каждому, пожимал руку. Шелепину он сказал:

— Поверьте, что с вами они поступят еще хуже, чем со мной...

Александр Николаевич тогда, наверное, только усмехнулся.

Но опытный Никита Сергеевич не ошибся. Слова оказались пророческими.

Почему предпочли Брежнева?

Новый руководитель партии сам определил уровень жизни пенсионера Н. С. Хрущева. Сохранилась написанная рукой Леонида Ильича не слишком грамотная записка:

«1. Пенсия 5000 (500 р[ублей] по новому курсу)[34].

2. Кремлевская столовая.

3. Поликлиника 4-го Гл[авного] упр[авления].

4. Дача — на Перового-Дальней (Истра).

5. Квартиру в городе подобрать.

6. Машину легковую».

Относительно машины проинструктировал помощников: «не новую».

В конце концов Никите Сергеевичу оставили его прежнюю зарплату, выделили ему государственную дачу в Семеновском (с прислугой), служебную «Волгу» с водителями (из КГБ). Попросили в город не приезжать, не показываться на публике, которая могла бы проявить интерес к свергнутому вождю.

Хрущев, ссылаясь на то, что у него большая семья, просил оставить ему дотацию для столовой лечебного питания в 100 рублей (как министрам). Оставили 70 — как чиновникам средней руки. Дело было не в деньгах, а в том, сколько именно продуктов можно получать в спецраспределителе: расплачивались не деньгами, а талонами, которые получали на месяц. Продукты, которые там выдавались, в обычных магазинах нельзя было купить ни за какие деньги.

Спустя много лет «Вечерняя Москва» опубликовала интервью с личной поварихой Хрущева. Она прекрасно помнила день, когда хозяина сняли:

— Мой муж, который работал в охране у Хрущева, пошел, как обычно, поутру на службу и тут же вернулся: «Что-то случилось! Только я приехал, как нас всех посадили в автобус и развезли по домам!» Я испугалась — быстрее в особняк! Дверь открывает незнакомый человек и говорит: «Вашего хозяина сняли». Председатель Комитета госбезопасности Семичастный ласково мне говорит: «Иди и спокойно работай, все это тебя не касается.» А как работать? Нины Петровны нет, она в Карловых Варах.

Нина Львовна Хрущева вспоминает:

«Бабушка отдыхала вместе с женой Брежнева в Карловых Варах. 14 октября они вместе пили чай в просторном холле партийного пансионата. Виктория Петровна отлучилась куда-то на минуту, а к Нине Петровне подошел служащий и позвал к телефону. Звонил Михаил Зимянин, советский посол в Чехословакии.

Бабушка взяла трубку и услышала: Никита больше не у дел, его отстранили, стране больше не придется терпеть его идиотскую политику. Последовала мучительно неловкая пауза, и Зимянин понял, что ошибся, что он разговаривает не с товарищем Брежневой, а с товарищем Хрущевой. Но бабушка, несгибаемый коммунист, даже не вздрогнула. Это было решение партии, всегда говорила она, партии видней. Она молча повесила трубку».