Читаем Никита Хрущев полностью

Я подбежал и спросил: “Товарищ Сталин, что с вами?” Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: “Может, врача вызвать?” А он в ответ так невнятно: “Дз... Дз...” — дзыкнул и все. На полу валялись карманные часы 1-го часового завода, газета “Правда”».

Сталин был без сознания и только хрипел. Лозгачев по внутреннему телефону призвал на помощь обоих прикрепленных — подполковников Михаила Гавриловича Старостина и Василия Михайловича Тукова. Вместе с ними прибежала и подавальщица-официантка объекта «Ближняя» сержант госбезопасности Матрена Ивановна Бутусова. Она робко спросила вождя:

— Товарищ Сталин, вас положить на кушетку?

Показалось, он кивнул. Переложили его на большой диван, укрыли пледом.

Видимо, после отъезда гостей Сталин пошел в библиотеку. Здесь у него произошло внезапное кровоизлияние в мозг, и он не успел никого позвать. Потерял сознание и упал на пол у дивана. Так он и пролежал несколько часов без медицинской помощи.

Прикрепленные, следуя инструкции, позвонили своему начальнику министру госбезопасности СССР Семену Дмитриевичу Игнатьеву. Он же исполнял обязанности начальника Управления охраны после отстранения и ареста генерал-лейтенанта Николая Сидоровича Власика. Доложили, что нашли вождя на полу. Министр госбезопасности не знал, как поступить, и предпочел снять с себя ответственность. Он распорядился:

— Звоните товарищу Берии или товарищу Маленкову.

В два часа ночи Л. П. Берия и Г. М. Маленков приехали на Ближнюю дачу. Офицеры охраны доложили, что нашли Сталина на полу, подняли его и положили на диван. Теперь он вроде как спит. Вождь лежал на диване, укрытый одеялом, и не реагировал на их появление.

Отдыхает? Дремлет? Берия и Маленков даже не вошли в комнату. Боялись: вдруг Сталин проснется и увидит, что его застали в таком положении? Да как они посмели явиться без спроса? Развернулись и поспешно уехали.

Утром сотрудники охраны доложили, что Сталин так и не пришел в себя. Тогда приехали уже втроем — Берия, Маленков и Хрущев. И только утром 2 марта у постели Сталина появились первые врачи — из Кремлевской больницы, находившейся на улице Грановского. Они объяснили членам Бюро Президиума ЦК, что состояние больного безнадежно.

Рассказывают, что соратники вождя с Ближней дачи уехали в Кремль. Сразу прошли в сталинский кабинет. Поговаривали, будто они искали некую черную тетрадь, куда усопший вождь записывал нечто важное — не то политическое завещание, не то нелицеприятные оценки соратников. Сталинского завещания не обнаружили. И вообще есть большие сомнения, что оно существовало. Вождь умирать не собирался.

Да его воспитанники и не нуждались в советах, как делить наследство. Кто станет преемником вождя — тогда на сей счет ни у кого не было сомнений. Об этом свидетельствовал номер партийного билета члена Бюро Президиума ЦК, секретаря ЦК и заместителя председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкова. У него был билет № 3. При обмене партийных документов билет № 1 выписали на имя В. И. Ленина, второй — И. В. Сталину, а № 3 — Георгию Максимилиановичу. Маленков считался самым близким к Сталину человеком.

Однако сразу стало ясно, что ключевая фигура новой конструкции власти — Л. П. Берия. После смерти вождя остальные руководители страны с трудом осваивались с новой ролью. Они так долго привыкли исполнять приказы Сталина, что у многих наступил паралич воли. А у Лаврентия Павловича сомнений не было: он справится с любой задачей. Планы у него были большие. Ему, как выразится позднее другой член Политбюро, чертовски хотелось поработать. Он действовал самостоятельно и самоуверенно. Ни у кого разрешения не спрашивал и в советах не нуждался. У него в руках сосредоточились все рычаги управления, подчиненный ему аппарат госбезопасности всесилен, так что никто не смел спросить: а с какой стати вы этим занимаетесь?

Через два года после смерти вождя Хрущев выступал на Пленуме ЦК КП Украины. В своем кругу поделился воспоминаниями:

— Мы вместе с врачами дежурили неотступно у постели Сталина. Я дежурил вместе с Булганиным, Берия — с Маленковым, а Каганович — с Ворошиловым... Настал кризис. Сталин умер. Маленков и Берия находились наверху. Я с Булганиным был внизу, у постели Сталина. Мы выскочили оба и сказали, что Сталин умер.

Маленков в серой гимнастерке-толстовке — безучастный, усталый, с серыми мешками под глазами, вошел в комнату, которую Сталин использовал как столовую, и начал прохаживаться взад-вперед. Хрущев предполагал, что Маленков и Берия обо всем уже договорились.

Но все же подошел к Маленкову:

— Сталин умер, надо бы поговорить.

— О чем? — уточнил Георгий Максимилианович.

— Как о чем? О руководстве. Надо подумать, как лучше расставить силы.

Маленков холодно ответил:

— Ни о чем говорить не хочу. Соберется Президиум, и тогда будем говорить.

Маленков еще 4 марта своим аккуратным почерком составил список нового состава правительства. Точнее, они сделали это вдвоем с Берией. Список потом обнаружили в сейфе маленковского помощника.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное