Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Правда, в КГБ решили подстраховаться, послали в Гавану «корреспондента ТАСС» Александра Алексеева. Он оказался человеком неглупым и расторопным. Из его сообщений у отца начала вырисовываться несколько иная картина; он стал внимательнее следить за происходящими на острове событиями. Постепенно складывалось мнение, что кубинские коммунисты ошиблись (на самом деле в основе лежали внутренние распри), сам Фидель пока не раскрывал своих симпатий, но его брат открыто назвал себя марксистом. Отец просто пришел в восторг, социалистическая революция произошла под боком у США. Вот еще одно подтверждение марксистской и ленинской правоты. Но до конца отец еще не мог поверить, сомневался. И не он один. Решили проверить. В феврале 1960 года на Кубу собрался Анастас Иванович Микоян.

Накануне отъезда Микоян заехал на дачу к отцу. Мне запомнился такой штришок. Гуляли гурьбой, с Анастасом Ивановичем приехал его сын Серго, из нашего семейства к компании присоединился Аджубей. Алексей Иванович рассказывал о недавней поездке Фиделя Кастро в Вашингтон, на встречу с вице-президентом Никсоном. Достоверно никто ничего не знал, но подобный поворот событий очень обеспокоил отца. Аджубей, ссылаясь на сообщения американской прессы, убеждал присутствующих, что Кастро — американский агент, верить ему нельзя. А если и не агент, то плясать станет под дудку Белого дома. Отец и верил и не верил. Вернее, не хотел верить.

Я привел этот эпизод в свидетельство того, насколько мало знали в Москве даже наиболее информированные люди.

На самом деле в Вашингтоне Фидель занял жесткую, независимую позицию. По сути дела, сжег за собой мосты.

Анастас Иванович возвратился с Кубы в приподнятом настроении. Он в мельчайших подробностях рассказал о встречах с братьями Кастро, Че Геварой, другими кубинцами. По его мнению, они, безусловно, честные борцы за свободу. Их идеология очень быстро эволюционирует к марксизму. Микоян считал: Кубе надо помогать, но при этом соблюсти все мыслимые предосторожности. Если в Вашингтоне догадаются, куда склоняется Кастро, новый режим, пока он еще не окреп, в два счета прихлопнут.

Отец еще какое-то время продолжал приглядываться к Кастро, но уже как к потенциальному другу и единомышленнику. Он находил все больше подтверждений словам Анастаса Ивановича, восхищался героизмом кубинского народа. Он больше не сомневался, мы — интернационалисты — не можем не помочь Кубе, не позволим задушить революцию.

Сказать легко, как сделать? У США мощный военно-морской флот, да и разделяют их с Кубой девяносто миль морского пролива. А у нас? Флота практически нет, по крайней мере, такого, который, преодолев одиннадцать тысяч километров, способен противостоять грозному противнику. Оставались — экономическая помощь и политическая поддержка.

После встречи отца 3 июня с главой экономической миссии директором Национального института аграрной реформы на Кубе Антонио Нуньесом Хименесом он решил больше не скрывать свои симпатии.

22 августа 1960 года первый советский посол на Кубе М. С. Кудрявцев вручил верительные грамоты президенту Освальдо Дортикосу Торрадо. Тогда же начались поставки советского вооружения на Кубу, сначала через Чехословакию, а вскоре и напрямую.

У отца добавился еще один источник головной боли. Если до сего времени ему не давали покоя границы ГДР, то теперь приходилось думать, как уберечь Кубу от американской агрессии.

Чисто по-человечески отец заочно просто влюбился в Фиделя Кастро. Он мечтал познакомиться с «бородачом», но пока обстоятельства тому не благоприятствовали.

В середине июля отец наконец принял окончательное решение — он сам во главе делегации Советского Союза поедет в Нью-Йорк на заседание сессии Генеральной Ассамблеи. 10 августа об этом объявили официально. Правда, осторожный Громыко порекомендовал сохранить пространство для маневра: вставить в сообщение фразу лишь о возможном участии отца в работе сессии. Он побаивался, что другие страны не последуют нашему примеру, тогда отцу грозит в ООН если не одиночество, то жиденькое окружение союзников по Организации Варшавского договора.