Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

В тот субботний день 26 октября произошла еще одна важная встреча. В обширной официальной историографии Карибского кризиса, накопившейся в США, упоминания о ней практически отсутствуют. Оно и понятно: свидетелей с американской стороны не осталось, оба брата Кеннеди погибли, а советский участник ночных переговоров посол Анатолий Добрынин лишь в январе 1989 года позволил себе нарушить обет молчания.

По его словам, не только Дин Раек таинственно покидал заседание Исполкома той ночью. Президент боялся ошибиться, попросил брата поговорить с послом. Роберт позвонил Добрынину и они договорились, что он приедет в советское посольство, желательно, не привлекая внимания. К тому времени письмо отца в Белом доме еще не прочитали и, возможно, Роберт повторил Добрынину все то же предложение: ненападение на Кубу в обмен на вывод ракет. Однако этим разговор не ограничился.

Добрынин, конечно, читал многочисленные сообщения в прессе о турецких ракетах, не таким уж секретом остались и переговоры Вашингтона с союзниками. Он в разговоре о возможных условиях вывода наших ракет только намекнул, сослался на «одно сопредельное Советскому Союзу государство».

Роберт Кеннеди отреагировал неожиданно. Он не стал отвечать, только попросил разрешения позвонить из соседней комнаты, без свидетелей, по телефону. Посол привык к подобным звонкам. Разговор не занял много времени. Вернувшись, Роберт Кеннеди передал слова своего собеседника: «Президент сказал, что мы готовы рассмотреть вопрос о Турции. Положительно».

О подобном ответе посол и не мечтал…

В таком раскладе телеграмма Фомина-Феклисова в Москву портила Добрынину его собственную игру. Вот он ее и не подписал.

На Кубе дела шли своим чередом. В ночь с 26 на 27 октября генерал Плиев приказал перебросить ядерные боезаряды из расположенного в 500 километрах хранилища поближе к местам расположения ракетных полков.

А пока, утром 27 октября в Кремле отец снова и снова перечитывал последние сообщения.

«Если американцы так настойчиво предлагают торг, то почему бы не воспользоваться», — все навязчивей стучало у него в голове. Но опыт подсказывал: сделанного не воротить. А если воротить?

Отец позвонил в МИД. Несмотря на раннее утро, Громыко взял трубку сам, он приезжал на работу загодя.

Отец осведомился, вручили ли адресату вчерашнее письмо и когда? Андрей Андреевич замялся: «В посольство США оно попало без задержек, а вот потом… — он подыскивал нужное слово, опасаясь вызвать гнев патрона, — технические неполадки на телеграфе не позволили, возникли непредвиденные трудности, на передачу ушло много часов».

Громыко замолчал. Но премьер не рассердился, казалось, эта неприятная информация пришлась ему по душе. Отец никак не отреагировал, завел разговор о турецких ракетах. Мнение министра иностранных дел как всегда совпадало с точкой зрения Председателя Совета министров.

На вопрос, пойдут ли американцы на вывод своих ракет, Громыко ответил уклончиво: если бы не вчерашнее письмо, то весьма вероятно, а так сомнительно, но с другой стороны…

Разговор закончился.

Отец решил попробовать сменить коней на переправе, вернуться к старому варианту письма, тому, которое готовили еще в четверг. Конечно, его потребуется переписать, ведь два дня прошло. Когда счет ведется на минуты, это огромный срок. Свои претензии отец решил умерить наполовину, исключив вслед за британскими и итальянские ракеты. Теперь получалось совсем логично: база в Турции шла за базу на Кубе. Казалось, на такие предложения Белый дом согласится, не зря же они делали столько намеков.

В торге Москвы с Вашингтоном значимость турецких ракет — не военная, а пропагандистская, в общем балансе разрушительного американского потенциала они составляли лишь небольшую толику, но кубино-турецкий размен хорошо работал на публику: мы вам — вы нам.

Снова позвонив Громыко, отец попросил подготовить новое письмо, вернее, подновить старое. В ответ Андрей Андреевич выразил недоумение: как быть с доставкой. Пока послание закончит свое путешествие по проводам, там, в Белом доме, успеют ответить на вчерашнее послание.

Отцу пришла в голову, как тогда казалось, спасительная идея: новое письмо следует передать по радио, другими словами — опубликовать, так оно мгновенно достигнет ушей Кеннеди, опередит вчерашнее послание, отправленное по дипломатическим каналам. Отец все больше воодушевлялся своей придумкой. Ему казалось, что публично протянутую руку там, за океаном примут с готовностью, а сделанное на весь мир заявление облегчит разговор и с турками, и с НАТО.

Громыко отца полностью поддержал. Проект нового послания он обещал подготовить часам к двум-трем. Примерно на то же время намечался и доклад военных, отец считал, одно другому не помешает.

Заседание Президиума ЦК решили начать сразу после обеда.