Никоарэ Подкова

Земли и стада держал он лишь для прокорма своего двора. Главным делом Юрга Белоконя были поездки в чужие края: ездил он за рубеж, с дозволения господаря, дважды в год в сопровождении мирных служителей, снаряжая для сего два кервана[33]. Возы эти шли не очень нагруженные, зато на обратном пути бывали доверху набиты шкурами редкостных северных зверей, особливо соболями, а то и веницейскими сукнами. А пока Юрг стоял во Львове или ездил по немецкой стороне, он успевал купить и продать всяких товаров в два и три раза больше против того, что привозил на родину; набивал он себе мошну и порою поучал немногих своих приятелей: «Наша торговля — вашей неровня: дешево купишь, дорого продашь — то и хорошо». И все же, не о всех торговых своих делах рассказывал он приятелям, ибо больше всего прибыли давали ему драгоценные камни; по всей Молдавии не было купца столь искусного в подобной торговле.

Тайно и ловко промышляя, привозил Юрг от ляхов и от немцев не золото, а рубины да изумруды. Золото возить опасно. А драгоценные камни умещались в кошельке величиною с куриное яйцо; можно спрятать тот кошелек в тайник, выдолбленный в телеге, и никто того тайника ни за что не разыщет.

На сорок пятом году жизни задумал Юрг Литян по прозвищу Белоконь сделать самую приятную передышку в своей жизни. Поискал и нашел он девушку-сиротку, заточенную в монастырскую обитель родными братьями, отнявшими у сестры отцовское наследство. Девушка пришлась Юргу Литяну по вкусу красотой своей и стройностью стана, и вызволил он ее из Адамской обители, где она находилась, отдав за то настоятельнице икону в тяжелом серебряном окладе, и обвенчался с девушкою в Сучаве на виду у всей придворной челяди и самого господаря, после чего с пышной свитой отвез жену в свою усадьбу с каменной башней.

Расцвела тогда сиротка и заблистала красою, сокрытой от всех до той поры. Имя красавицы было Каломфира. И муж, любуясь ею, надел ей на средний палец левой руки перстень с переливчатым опалом, величиной с яичко малиновки. И подарил ей Литян дорогие одеяния. Только бесплодным оставался союз их на протяжении нескольких лет.

Но не одною живописностью своею славились места вокруг усадьбы Юрга Литяна. В серое зеркало Серета гляделись там серые ивы, в их зелени летом ворковали горлицы. В прозрачных водах Сучавы, подернутых курчавой рябью, мелькали рыбы. А в горах, поросших кодрами, ходили стада косуль. И была там поляна, называемая Медвежьей, где осенью обычно собирались охотники.

На третий год после свадьбы князя-купца осенью пришел в те места на охоту господарь Штефэницэ Водэ со свитой. Загонщики обложили лесную чащобу на берегу Серета, неспеша травили зверей, сгоняя их к тому месту, где дожидался господарь со своими охотниками. И в первый день к вечеру оказались в середине обложного круга олени; все охотники решили провести ночь в лесу за веселым пиром, намериваясь на другой день к полудню пустить дичь по оврагу, где будет ее поджидать князь со своей свитой.

Но ко времени первой смены стражи пошел по лесу гул, зашумели деревья вокруг Медвежьей Поляны, словно заревела река в разливе. Тревожно закричали филины, птицы с человечьими глазами, и вскоре хлынул ливень.

Охотники покинули лесные костры и помчались — кто верхом, кто на телегах — к усадьбе Юрга Белоконя. Господарь прибыл туда, промокнув до нитки, вода ручьем стекала с его кудрей. Навстречу ему вышла госпожа Каломфира, окруженная прислужницами с факелами в руках, и повела господаря в отведенную ему светлицу.

Много было в тот вечер веселья, много выпито было вина из хрустальных кубков. А господарь Штефэницэ, хоть обычно и не чурался хмельной чаши, быстро почувствовал себя усталым и пожелал опочить сном. Однако, просил он своих приближенных не покидать приятного занятия, пока не перестанет дождь.

Ночь эту крепко запомнили трое: Штефэницэ Водэ, госпожа Каломфира и сотник Петря, с мечом в руке стоявший на страже у дверей государевой опочивальни.

А затем его светлость почтил своим посещением дом Юрга в новый год и погостил в этих заснеженных лесах три дня, приехав с любимым служителем сотником Петрей. Молод был сотник, однако надежен и верен.

Прошло шесть месяцев после той осенней охоты, когда филины с человечьими глазами накликали бурю; начал таять снег — а зима в тот год была на редкость снежная. От весеннего половодья вздулись Сучава и Серет и, выйдя из берегов, слились на лугах. И такой вид открылся с крыльца уединенного дома князя Юрга, какого не бывало с незапамятных времен и не будет еще целое тысячелетие. На вспененной шири разлива собрались все крылатые гости, совершавшие свой перелет из южных стран в полнощные края: были тут и лебеди, и пеликаны, и дикие гуси, все двенадцать разновидностей диких уток и уточек, и выпь, и журавли, и цапли, и египетские чибисы, и мелкие чибисы с длинным клювом, вопившие «ки-ви», «ки-ви», и всякие птицы, что спешили к родным гнездам на освободившиеся ото льдов острова Белого моря.