Никогда не влюбляйся в повесу

Спальня барона поразила Камиллу аскетизмом обстановки – ни ковров на полу, ни драпировок на постели – да и спальня, особенно по сравнению с остальными комнатами дома, выглядела на удивление тесной и маленькой. На этом жалком фоне особенно нелепой казалась хозяйская постель – величественное сооружение из массивного красного дерева на таких же массивных ножках и с изголовьем, покрытым причудливой резьбой явно туземной работы. Она была застлана толстым бежевым покрывалом, на окнах – плотные занавеси того же цвета. В целом же спальня выглядела довольно тусклой и какой-то безликой, однако отсутствие ярких красок подействовало на Камиллу успокаивающе. Не исключено, что это было устроено намеренно, промелькнуло у нее в голове.

Трэммел помог Ротуэллу снять сюртук, после чего сердито потряс в руке колокольчиком.

– Похоже, горничные вашей милости еще не прибыли, – извиняющимся тоном проговорил он, обращаясь к Камилле. – Услышав о свадьбе барона, мы собирались прямо с утра приготовить для вас смежную спальню.

Комната, которая должна была стать ее спальней, примыкала к спальне Ротуэлла, отделенная от нее чем-то вроде то ли гардеробной, то ли крохотной гостиной. На пороге Камилла остановилась и подозрительно повела носом.

– Свежая краска, мэм, – объяснил Трэммел – Прошу прощения. Дверь сделали только на этой неделе.

Камилла, повернувшись к нему, удивленно подняла брови.

– Дверь?

– Видите ли, в доме не было смежных спален, – пояснил дворецкий, как только они оказались в гораздо более просторной и намного более светлой комнате. – Его милость приказал отвести вам ту, что побольше. А сам перебрался в маленькую.

Кровать в ее спальне оказалась поменьше и более изящной работы, чем в хозяйской спальне. Кроме нее, были еще небольшой письменный стол и изящная кушетка. Все свечи были зажжены, две горничные суетились, расстилая на полу ковры и развешивая шторы.

В комнате пахло чистотой и свежестью, нигде не было ни пылинки. Ее сундуки, которые уже успели принести наверх, стояли у дверей, один из них был открыт, и видны были аккуратные стопки ночных сорочек Камиллы.

– Я уже приказал принести вам горячей воды, миледи, – сказал Трэммел, стоя у двери в спальню Ротуэлла. – Ваша горничная на кухне готовит вам легкий ужин. Послать ее наверх, чтобы она прислуживала вам за столом?

– Нет, не сегодня, мерси. – Камилла окинула взглядом полупустую комнату, и ее вновь охватило щемящее чувство одиночества. – Передайте Эмили, что до утра она может быть свободна. Сундуки можно разобрать и завтра.

* * *

Приняв ванну, Камилла натянула на себя ночную сорочку и принялась одну за другой тушить свечи. Придет ли Ротуэлл к ней? Или, может быть, предпочтет позвать ее к себе? В любом случае она согласится. В основном потому, что это ее долг. И конечно, ради ребенка, которого она так отчаянно хочет. Но была еще одна, гораздо более важная причина, по которой она никогда ему не откажет, причина, в которой она даже самой себе не хотела признаться…

Впрочем, долго ломать над этим голову Камилле не пришлось. Не успела она подойти к двери, как услышала негромкий стук. А через мгновение дверь распахнулась, и Камилла увидела на пороге силуэт своего мужа, в свете свечей казавшийся почти черным, – он был так высок и широкоплеч, что заполнил собой весь дверной проем. Ротуэлл переоделся в черный шелковый халат, под которым, как подозревала Камилла, не было ничего.

Он молча протянул ей руку – и Камилла вложила в нее свою, как будто ничего естественнее и быть не могло. Рука была теплая, сильная и мускулистая кое-где на ней чувствовались мозоли – одним словом, настоящая мужская рука. Все так же молча Ротуэлл потянул Камиллу за собой, в свою спальню.

Трэммел уже ушел. В спальне было совсем темно, если не считать ночника на столике возле кровати. Там же, на столике, стояла наполовину полная бутылка бренди. Теплые отблески от огня в камине делали комнату уютной.

К удивлению Камиллы, Ротуэлл вдруг произнес:

– Надеюсь, вы не пожалеете об этом. Мне кажется, я все сделал правильно.

– О чем вы волнуетесь? Вы ведь сделали только то, что я сама просила вас сделать, – пожав плечами, бросила она.

Что-то промелькнуло в глазах Ротуэлла, но Камилла так и не поняла, что это было.

– В один прекрасный день я, возможно, напомню вам эти слова, дорогая.

Камилла дернула плечиком.

– Ну, если у меня и возникнут причины сожалеть об этом, то кого мне винить, кроме себя, верно?

Браво! В первый раз за все время ей, похоже, удалось его смутить. Ротуэлл отвел глаза в сторону.

– Прошлым вечером, в библиотеке… – помолчав немного, хрипло сказал он, и ей вдруг показалось, что он с трудом подбирает слова. – Словом, если бы я тогда не потерял голову, в столь поспешной свадьбе не было бы нужды…

– Смею напомнить вам, monsieur, что тогда, в библиотеке, нас с вами было двое, – с легким раздражением в голосе бросила Камилла. – Только не нужно говорить, что у меня не было выбора! Я прекрасно знаю, что он был, – и я поступила так, как мне хотелось.

Ротуэлл опустил глаза на свою руку, в которой по-прежнему лежала ладонь Камиллы.