Никогда не взрослей!

— Дорогая, — продолжил он, — полагаю, это будет полезно им обоим. Уилбер действительно нуждается в свежем воздухе. Сидя среди стен, он совсем падет духом. Пусть полюбуется прекрасной погодой, что стоит в эти дни.

— А что, — отозвалась мама, — Это отличная идея. Пусть Рэй возьмет Уилбера вечером с собой, когда будет не так жарко. Уилбер с трудом переносит наше солнце.

— Спасибо, мам. Вы не пожалеете…

За ужином мы сидели в полном сборе. Родители знали, что я его не очень долюбливаю. Нет, я им ничего такого не говорил, но они заметили, что я изменился с того самого дня, как он здесь появился. Я даже имя его старался не произносить.

Я не знаю, почему, но мама всегда настаивала, чтобы Уилбер всегда был за столом вместе с нами. Так, якобы ему будет приятней, и он не будет чувствовать себя отщепенцем. Можно подумать он ничего не понимал… Я думаю, он прекрасно знал, что его все жалеют, и здесь он только из-за жалости. В общем, все, как всегда… Ужинала она уже потом, после всех нас. Черт, и не надоело ей так делать?

Следующим утром я зашел к Уилберу. Он сидел в своем кресле напротив окна. Кровать была не застелена. На столе стояли какие-то бутылочки с лекарствами, и все отдавало тоской.

Эта комната была моей нелюбимой, и теперь она стала еще больше вызывать во мне неприязнь. Этот мальчик словно проник здесь в каждую вещь.

— Здравствуй, Уилбер, — сказал я, и встал так, чтобы он мог меня видеть, — ты не хотел бы, я собираюсь сегодня на прогулку, не хочешь со мной?

Он посмотрел на меня удивленными глазами. Он словно почувствовал, что здесь что-то не так.

— Не знаю, Рэй, — сказал он, — вряд ли это хорошая идея.

— Да брось ты. Тебе это пойдет только на пользу.

— Не уверен. Ты же знаешь, что на меня все будут пялиться. Зачем это?

— Не будут. Тебе нужно подышать свежим воздухом. Это принесет разнообразие в твою жизнь. Здесь тоска зеленая.

— Да, я вижу. Но все равно, я не уверен, что это хорошая идея.

— Перестань думать о других. Они собой только заняты. Они нас даже не заметят.

— Но сейчас еще очень жарко. И разве тебе не надо идти на работу?

— Да, я скоро ухожу. И мы можем выйти вечером.

Я заметил, как Уилбер задумался.

— Тебе, наверно, и разговаривать с ней не о чем. С этой… Как ее?

— Сибилла?

— Да, с Сибиллой. Твоя сиделка, совсем старенькая… Что она тебе расскажет, кроме скучных сплетен?

— Она молчать любит.

— Ну, все, — сказал я, — я вижу по твоим глазам, что ты согласен.

— Но!

— Не возражай. Позже зайду за тобой. Мне пора!

Я вышел и был доволен, так как половину дела уже сделал. Ему и в самом деле полезно было бы выбраться отсюда. Слишком гнетущая обстановка царила в его комнате.

Этого вечера я и ждал и боялся. Что-то нехорошее чувствовал я глубоко внутри. Но придумать оправдание этому страху я не мог, оттого и решил гнать его подальше. Покупателей было совсем мало, скука страшная обуяла меня. Я то и дело вспоминал, что я возле Сэмми, как я и мечтал. Только это не делало меня счастливей.

Мне стало казаться, что она уже привыкла ко мне. Ну, знаете, не в хорошем смысле привыкла, а в таком, что нет больше этой удивительной улыбки, когда она меня видит. Словно в ее сердце кто-то появился. Словно оно было чем-то занято.

Я достал свой сэндвич с арахисовым маслом, развернул его и принялся есть.

На минуту мне показалось, что я увидел Дага. Но тут же понял, что это не он. Я подумал, что очень жаль, я бы поболтал с ним с большим удовольствием. И сходил бы куда-нибудь. Что-то устал я здесь.

Я катил коляску Уилбера. Он сидел смирно и почти не разговаривал. На нем была соломенная шляпа, хотя в ней надобности особой не было. Облака покрыли небо тонким слоем белого пара. Чувство говорило мне, что мы главные люди на улице. Кроме нас никого не было с коляской. Прохожие старались делать вид, что не замечают нас, но когда у них появлялась возможность, они поворачивали головы и шептались. Мне казалось, что Уилбер не испытывает особого дискомфорта, и был рад, что я взял его с собой. Он целых два года не был на улице. С тех пор, как с ним случилась эта болезнь. Мне сказали, что это рассеянный склероз, что жить ему осталось совсем не долго. Я ощущал, что держу чью-то жизнь в своих руках. Жизнь, которая висит на волоске. Мне стало интересно, каким был Уилбер до своей болезни. Смог бы ли я с ним подружиться по-настоящему? Я подумал, задумывается ли он, что каждый миг приближает его к смерти? Или он ждет ее, как своего освободителя?

Я катил его почти до самого дерева. Асфальт заканчивался, и дальше шла трава. Мы остановились, и я посмотрел вперед. Там были Даг с Фрэнки, они смотрели на нас, застывши, было видно, что они нервничают. Их неподвижные позы выдавали это.

Я подумал, что смогу везти его и по траве, и перекатил, через камни. Трава немного замедлила ход. Она была мягкая и длинная.

— Уилбер, видишь их? Это мои друзья. Того, что слева зовут Даг, а второго Фрэнк.

Мы подошли и я остановился.

— Тебя зовут Уилбер? — спросил Даг.

— Именно так меня назвали при рождении, — сказал Уилбер.

— А меня зовут Даг. А это Фрэнки.

— Привет, Уилбер, — сказал Фрэнк.