Никогда_не...

Стараясь отогнать от себя вновь накатившую грусть по разбитой технике, перехожу к сообщениям от Вэла, при этом пропуская смс и послания с незнакомых номеров — они все ещё продолжают поступать, хотя и не так массово. Все равно ничего нового они мне не сообщат. А то, что я — шаболда и престарелая проститутка, уже успело отложиться в памяти. Нечего ее засорять лишним хламом, тем более, голова у меня и так пострадала.

У Вэла, в отличие от меня, полный порядок. Сообщения и фотки от него начали приходить только после четырёх ночи — я подозреваю, что как раз в это время поезд выехал в зону уверенного приёма, когда до прибытия в столицу оставалось часа три, не больше.

Снимки я опять же, вижу не все, некоторые грузятся всего на несколько процентов. Но те, которые успевают открыться, вполне в его стиле — ночные перроны маленьких городов, торговцы пельменями, семечками и медовухой, которую Вэл в своём новом козацком обличье мог и пригубить — ведь ему теперь ничего не страшно. Несколько селфи в обнимку со стихийными продавцами только подтверждают мою догадку, и я не могу сдержать улыбку — Вэл счастлив и пьян. Какая огромная разница между его недовольными гримасами и испуганными фото на случайных полустанках, когда он ехал сюда, ко мне. Хотя, не сказать, что и тогда он был сильно трезв…

Ладно, должно же хоть что-то оставаться неизменным.

«Бля, я на месте! Чувствую себя как Робинзон Крузо, вернувшийся домой. Мне скучно, Полина! Я привык к другой жизни — настоящей, с испытаниями! Вся эта цивилизация — такая шелуха. Где мне применять свою силу — тут, среди доставки и каршеринга?! Остаётся только спать! Всю ночь рядом прибухивали какие-то каменщики, мы подружились, я даже не напился…

Но вот щас меня прямо вырубает…»

О, вот ещё один на ходу отключается без сна. Правда, в отличие от Артура, Вэл провёл буквально пару бессонных ночей, до этого он исправненько дрыхнул — то в кафе у Дениса, то у Никишиных, то у меня на бескаркасном диване. Он всегда слишком ценил своё ментальное здоровье, чтобы разбрасываться им направо и налево.

Даже сейчас, уверена, Вэл первым делом пойдёт восстанавливать свою энергию и баланс перед полётом в Париж. А, значит, за него я полностью спокойна.

«А ты что? Догнала-перегнала меня? Иди всё-таки решила осесть в ебенях, рожать детей и снимать ларьки из 90-х?»

Вэл в своём стиле — продолжает задираться и хохмить, хотя мне ли не знать, что слово «ебеня» он теперь произносит исключительно с придыханием и любовью.

«Все впрдк. Скоро приеду рсскжу»

Ох, до чего же неудобно печатать одним неперемотанным пальцем, да ещё и левой руки. Ещё хуже, чем посматривать новости одним, оставшимися открытым глазом.

Я не хочу пока говорит Вэлу, что случилось. Потому что знаю — так он этого точно не оставит, поднимет ещё больше хайпа, вмешается в конфликт, раздув его до немыслимых масштабов. Он даже свою поездку в Париж отменит ради такого — свящённое негодование от «пещерных расправ» может преодолеть в нем любовь к французским круассанам, и стране, где он когда-то учился. А это совсем не то, что мне сейчас надо.

Единственное, чего я хочу — это умиротворения, как ни странно.

Да, я хочу умиротворения. С одной стороны я готова к борьбе за восстановление своего честного имени, и письмо, написанное в ночь последнего разговора с Кристиной уже отправлено людям, которые помогут разобраться во всем профессионально. Но это потом — хотя бы через несколько дней передышки. После того, как я вернусь домой и просто хорошенько отдохну от всей этой кутерьмы, которую я устроила, шаг за шагом сея ветерок, после чего пожала бурю.

Вопрос, который раньше возмущал меня до глубины души, больше не кажется таким непонятным — почему жертвы буллинга защищают себя так вяло, почему не бросаются на амбразуру с криками: «Имел я ввиду ваше мнение, и вас всех заодно!» Почему никто не вспоминает про презумпцию невиновности и главный принцип правосудия — подозреваемый считается невиновным до того момента, пока не будет доказана его вина? Почему не требуют слово в защиту, не приводят доказательства, не настраивают на том, что обвиняемому дают возможность оправдаться даже в суде.

Самосуд и травля такой возможности не дают — ты виноват уже тогда, когда тебя обвинили. Слушать тебя никто не собирается, и чем больше ты будешь сопротивляться, тем больше агрессия будет возрастать.

А ещё ты смертельно устаешь. И хочешь одного — пусть это побыстрее закончится. Пусть придётся замолчать, не пытаться доказывать свою правоту — ты сделаешь это, даже если никогда не молчал и привык защищать себя.

Когда на тебя льётся агрессия такой силы — проще отстраниться, чтобы прошла первая волна и спал градус безумия. Точно так же ты отойдёшь от несущегося на тебя поезда — пусть на перроне горит зелёный и сейчас твоё время переходить через пути. Или спрячешься от стаи диких животных — конечно, им можно доказывать что-то с позиций гуманизма и неприкосновенности личности, но как только ты откроешь рот, тебе отгрызут язык, и на этом все разговоры о гуманизме закончатся.