— Людка, да прекрати ты народ пугать, скажешь тоже! — закончив прихорашиваться, жена главного энергетика подходит к нам, видимо, желая развлечь себя болтовней перед полдником, и садится рядом с Людой на кровать. — Все мы это делали, и только у одной тебя голоса. Не виноватая ни ты, ни она, а только муженёк твой-дурак, который тебя по черепушке колотил. В колокол так бить начнёшь — и тот загудит. А ты про голоса! Не чугунная у тебя голова-то? А Тамара тут ни при чем. Хотя не всегда ее наговоры работают — моему вот сколько привороты на верность делала… Как с гуся вода. Месяц не блядует, а потом как мания какая-то. Сам, говорит, себя не контролирую, это хуже, чем водка. Так я и от водки его заговаривала, на всякий случай. Трезвенником сделался! А под юбки бабам все равно лез, только сил больше стало. Да и девки наши хороши — ни одна отказать не могла, точно как поделали им… Вот бы на всех баб порчу навести — только это помогло бы. Так за такое даже Тамара не бралась — а я просила. Нет, говорит, это большой грех, не хочу такое на душу брать — вот что она сказала. А ты говоришь — плохая, плохая. Нет, Людок, честная она, хоть и ведьмачка. Если у тебя одной не срослось, так это не значит, что она плохая. Значит, ты что-то делала не так.
— Все я так делала, — не сдаётся Люда, а я уже почти не обращаю внимания на ощущение, что на самом деле мы находится не в травматологии, а в отделе психических расстройств. Все эти ведьмачки, наговоры, порча на женщин, проклятие «блядством» — ощущение нахождения в адекватной реальности покинуло меня давно, только, надеюсь, не навсегда.
— А гараж мужику своему зачем подпалила? — подкалывает Люду жена энергетика. — Тебе разве это сказали делать?
— Это. Она сказала, там его оберег, который всю силу держит. И на кладбище сказала пойти, закопать косточки и похоронить с его фотографией, чтоб извести. Там они ко мне и пристали.
— Какие косточки? — поражённая такой экзотикой, спрашиваю я. До этого все мои познания о методах «работы» Тамары Гордеевны распространялись только на нашептывания и какие-то странные ритуалы в домашнем антураже.
— Собачьи. Не людские же, я б на такое не пошла, — с будничным спокойствием обьясняет Люда, и я озадаченно покашливаю.
— А пристал кто?
— Черти. Это они ко мне подселились и голосами мучают. Не надо никогда ночью на кладбище ходить, нечистую силу подхватишь — потом не отгонишь, так и будете вместе…
Что ж, кажется, этот городок прямо-таки кишит чертями — такие же прыгали в кабинете у несчастного Кроликова, который так и не подписал мне необходимые документы. Это тогда, спустя пару часов после поезда, я думала, что умилительные бабули, сообщившие мне эту новость, фантазируют или шутят. Теперь же понимаю, что они были вполне серьёзны, как и девушка-регистратор в пыльном, с облупившейся краской окошке.
Многие вещи из моего недавнего прошлого я начала понимать только сейчас, только мне от этого не легче. Скоро эти знания мне все равно не понадобятся. Буквально пара часов — и я уйду отсюда. А пока — немного посплю. Нервы у меня и так ни к черту — снова позвонив Артуру и снова не получив ответ на свой звонок, я чувствую, что хочу заплакать, хотя и знаю, где он, знаю, что он, наконец, отдыхает, мало того — сделала так, что его буйное семейство не побеспокоит его у меня дома.
Все хорошо. Надо просто поспать и успокоиться. Это всегда так — чем меньше времени остаётся до решающего события, тем больше волнения. Ничего страшного. Уже скоро. Уже совсем скоро…
И, проваливаясь в тяжёлый сон под болтовню моих соседок, которые после общения с Тамарой Гордеевной кажутся мне милейшими людьми, последнее, что я слышу, это тихую и странную беседу Люды и жены энергетика:
— А я тебе говорю, куча народу на кладбище ходила….У нас с каждой могилы то землю таскают летом, то снег зимой. Я сама вон своему сколько раз супы варила на растопленном снеге с могилы — что ему хоть бы хны, что мне!
— Это только тебе кажется. Неправильно это. За все платить придётся. Вот, болеем с тобой — думаешь, это просто так?
— Так не молодость же! Что ж ты хотела, в шестьдесят лет здоровой кобылкой скакать, а, Людок? Перестань себе нервы делать. Это мужик твой козел, а не ты. Да и мой не лучше, господи…
— Не знаю. Не верю я тебе. Есть на мне грех, и серьёзный. В том гараже, что я спалила… щеночки малые сгорели. Охламону моему ничего не сделалось, хоть все вещи его пожгла, как Тамарка твоя советовала. А он как бил так и бьет. И где его оберег, спрашивается? Сгорел, а толку нет. А собачки маленькие… — Люда надолго умолкает. — До сих пор не могу забыть этого… Вот меня черти и мучают. И никакими таблетками этого не вылечишь. Думаешь, я на это надеюсь? Я чтоб под присмотром быть, и других от беды отвести. Вот такие дела… Такие дела. Плохая она женщина, Тамарка. Много грязи на ней.
Конечно же, сон, в который я погружаюсь под эти разговоры не может быть легким и дарящим отдых.