Никогда, никогда

Он легко садится напротив меня, все так же улыбаясь. Я вижу, как легко было бы обожать его. Даже в своей тюремной робе он выглядит не таким, как другие заключенные. Это кажется таким неправильным – то, что он находится здесь, с этими своими белоснежными зубами и аккуратно причесанными светлыми волосами. Должно быть, мы с Дженет и впрямь похожи на нашу мать, потому что мы нисколько не похожи на него. Кажется, я унаследовала от него форму губ. Но не его бледную кожу. И не его глаза. Когда я увидела свою фотографию, это было первое, на что я обратила внимание. У меня грустные глаза. А у него глаза смеющиеся, хотя он, скорее всего, не имеет поводов смеяться. Он пытается обаять меня.

– Ты не навещала меня уже две недели, – говорит он. – И я уже начинал думать, что вы, девочки, просто оставили меня гнить здесь.

Я стараюсь избавиться от действия испускаемых им отцовских флюидов, которые атаковали меня минуту назад. Самовлюбленный придурок. Я уже сейчас понимаю, как он действует, а ведь я еще только-только познакомилась с ним. Он говорит со смеющимися глазами и широкой улыбкой, но его слова жалят, как хлыст.

– Ты оставил нас без средств к существованию. У нас проблемы с машиной, так что мне трудно ездить так далеко. И моя мать алкоголичка. Думаю, я зла на тебя за это, но я этого не помню.

С минуту он смотрит на меня с улыбкой, приклеенной к лицу.

– Мне жаль, что у тебя такое отношение. – Он складывает руки на столе и подается вперед. Он изучает меня. Из-за этого я чувствую себя неловко, ведь он, вероятно, знает обо мне больше, чем я сама. Да, скорее всего, так оно и есть.

– Сегодня утром ко мне поступил телефонный звонок, – говорит он, откинувшись на спинку своего стула.

– В самом деле? От кого?

Он качает головой.

– Неважно, от кого. Важно другое – то, что мне сообщили. О тебе.

Я не предоставляю ему никакой информации. Я не могу определить, не пытается ли он меня подловить.

– Ты ничего не хочешь мне сказать, Шарлиз?

Я откидываю голову назад. В какую игру он играет?

– Нет.

Он чуть заметно кивает и поджимает губы. Затем складывает пальцы домиком под подбородком, глядя на меня.

– Мне сказали, что тебя застукали, когда ты вторглась в чужие владения. И что есть основания считать, что ты находилась под воздействием наркотиков.

Я медлю, не отвечая ему. Я вторглась в чужие владения? Кто мог сказать ему, что я вторглась в чужие владения? Гадалка по картам таро? Я находилась в ее доме. Насколько мне известно, мы никому не говорили, что произошло. Судя по нашим записям, вчера вечером мы просто отправились прямиком в отель.

В моей голове вертится сразу столько мыслей. Я пытаюсь привести их в порядок.

– Почему ты явилась в наш бывший дом, Чарли?

Мой пульс начинает частить. Я встаю.

– Тут можно что-то попить? – спрашиваю я, поворачиваясь на месте. – Мне хочется пить. – Я замечаю автомат газированных напитков, но у меня нет денег. Мой отец опускает руку в карман и достает из него горсть четвертаков. И толкает их ко мне по столу.

– Выходит, тебе здесь разрешают иметь деньги?

Он кивает, продолжая смотреть на меня с подозрением в глазах. Я беру мелочь и подхожу к автомату, вставляю четвертаки в прорезь и оглядываюсь на него. Теперь он сидит и смотрит на свои руки, сложенные на столе.

Я жду, когда банка с моим напитком упадет на дно автомата, а затем медлю еще одну минуту, пока открываю ее и делаю глоток. Этот человек вызывает у меня нервозность, и я не знаю, почему. Я не понимаю, как Чарли могла обожать его и восхищаться им. Думаю, если бы у меня имелись воспоминания о нем как о моем отце, он внушал бы мне иные чувства. Но у меня нет таких воспоминаний. Я могу руководствоваться только тем, что вижу, и сейчас я вижу перед собой преступника. Бледного, с пронзительным взглядом и глазами, похожими на бусинки. Пародию на человека.

И тут я едва не роняю свой напиток. От снизошедшего на меня озарения все мышцы в моем теле ослабевают. Я вспоминаю описание в наших записях, составленное то ли Сайласом, то ли мной самой. Описание внешности Креветки. Коры.

«Ее прозвали Креветкой, потому что у нее глаза как бусинки и кожа, которая принимает десять разных оттенков розового цвета, когда она говорит».

Черт. Черт, черт, черт.

Бретт отец Коры?

Он не сводит с меня глаз, вероятно, гадая, почему я так долго не возвращаюсь к нему. Я возвращаюсь к столу, где он сидит, и пристально смотрю на него. И, сев на стул, начинаю говорить уверенно, ничем не выдавая своего смятения.

– Давай поиграем в игру, – предлагаю я.

Он удивленно поднимает бровь.

– Давай.

– Давай сделаем вид, что я потеряла память, став как чистый лист. И теперь пытаюсь понять и упорядочить то, чего, возможно, не видела, когда обожала тебя. Тебе понятен ход моих мыслей?