Я не знаю, как долго я смотрю на это письмо. Достаточно долго, чтобы ощутить смятение чувств. И почувствовать, что, хотя я совсем не знаю эту девушку, я почему-то верю каждому слову этого письма. И, быть может, даже что-то чувствую к ней. Мой пульс начинает частить, потому что за последний час я сделал все, что, как мне кажется, мог сделать, чтобы найти ее, и сейчас испытываю неодолимую потребность увериться в том, что с ней все хорошо.
Я беспокоюсь о ней.
Я беру еще одно письмо, ища подсказки, когда мой телефон звонит. Я отвечаю, даже не посмотрев, кто мне звонит. Нет смысла разделять мои звонки на желательные и нежелательные, раз я вообще не знаю тех, кто мне звонит.
– Алло?
– Ты же понимаешь, что сегодня играется один из самых важных матчей в твоей карьере игрока в американский футбол, не так ли? Почему же ты, черт возьми, не в школе?
В этом голосе звучат угроза и гнев.
Я отнимаю телефон от уха и смотрю на него. Я понятия не имею, что сказать. Мне нужно прочесть больше этих писем прежде, чем я пойму, как Сайлас обычно отвечает на требования своего отца. Мне нужно выяснить побольше об этих людях, которые, похоже, знают обо мне все.
– Алло? – повторяю я.
– Сайлас, я не понимаю, что на тебя нашло…
– Я вас не слышу, – отвечаю я, повысив голос. – Алло?
Прежде чем он успевает заговорить снова, я отключаюсь и роняю телефон на кровать. Затем беру все письма и дневники, которые вмещаются в рюкзак, и выбегаю из дома, потому что мне не следует находиться здесь. Сюда может явиться кто-то, с кем я еще не готов общаться.
Например, мой отец.
17
Это первый вопрос. Затем возникает второй:
Я мотаю головой, как будто это может как-то заставить мой мозг функционировать нормально. Обычно, проснувшись, люди знают, кто они такие…
Я в полном недоумении… я не в себе и поэтому начинаю плакать. Странно и жутко не знать, кто ты такая, и в то же время понимать, что ты не из тех, кто плачет по каждому поводу. Я так злюсь на себя за то, что расплакалась, что резко вытираю рукой слезы и сажусь, так сильно ударившись головой о металлическую спинку кровати, что, вздрогнув, потираю свой затылок.
Я здесь одна. Это хорошо.
Я не знаю, как объяснить, что я понятия не имею, кто я. Я нахожусь на кровати в какой-то комнате. Я не понимаю, в какой, потому что здесь темно. На потолке мигает лампочка, воспроизводя что-то вроде азбуки Морзе. Свет слишком тусклый, чтобы по-настоящему осветить эту тесную комнату, но я вижу, что пол здесь выложен блестящими белыми плитками, стены тоже выкрашены белым, и к одной из них прикреплен маленький телевизор.
В комнате есть дверь. Я встаю, чтобы добраться до нее, но ощущаю в животе какую-то тяжесть, ставя одну ногу перед другой.
Так оно и есть. Она заперта.
Меня охватывает паника, но я заставляю себя успокоиться, приказав себе глубоко дышать. Я дрожу, прислонясь спиной к двери и глядя вниз, на свое тело. На мне надеты больничная рубашка и носки. Я провожу ладонями по своим ногам, чтобы проверить, насколько они волосаты – оказывается, что не очень. Значит, недавно я их побрила? У меня черные волосы. Я смотрю на прядь, чтобы определить их цвет. Я даже не знаю, как меня зовут. Это бред, сумасшествие. Может быть, я сошла с ума.
– Эй? Эй?
Я прижимаю ухо к двери и прислушиваюсь. Слышно какое-то тихое гудение. Генератор? Кондиционер? В любом случае, какая-то машина. У меня холодеет кровь.
Я подбегаю обратно к кровати и забиваюсь в ее угол, так, чтобы видеть дверь. И подтягиваю колени к груди, тяжело дыша. Мне страшно, но я могу только ждать.
18
Лямка рюкзака врезается в плечо, пока я проталкиваюсь сквозь толпу учеников в коридоре. Я делаю вид, будто знаю, что делаю – куда иду, – но на самом деле я не знаю ничего. У меня такое чувство, будто я явился в эту школу впервые. Я впервые вижу лица всех этих людей. Они улыбаются мне, приветственно кивают, и я отвечаю тем же, как могу.
Я смотрю на номера шкафчиков, идя по коридорам, пока не обнаруживаю свой. Согласно моим записям, я побывал здесь сегодня утром и обыскал свой шкафчик. Стало быть, я ничего здесь не нашел и наверняка ничего не найду и теперь.
Когда я наконец подхожу к своему шкафчику, во мне вновь возрождается надежда. Думаю, часть меня все-таки рассчитывала, что я увижу здесь Чарли, что она будет стоять здесь, смеясь над своим гениальным розыгрышем. Что вся эта хрень закончится.