Никогда, никогда

Дорогая Чарли! Вчера я разговаривал с твоей матерью. Она сказала мне, что ты все еще встречаешься с Сайласом. Я разочарован. Я же предостерегал тебя против его семьи. Это его отец виноват в том, что я в тюрьме, и все же ты продолжаешь любить его. Неужели ты не понимаешь, какую боль это причиняет мне?

Я знаю, ты думаешь, будто знаешь его, но он такой же, как его отец. Это семья ядовитых змей. Шарлиз, пожалуйста, пойми, что я не пытаюсь сделать тебе больно. Я хочу уберечь тебя от этих людей, хотя теперь я здесь, за решеткой, и не могу позаботиться о своей семье. Я могу только предостеречь тебя и надеюсь, что ты прислушаешься к моим словам.

Мы потеряли все – наш дом, наше доброе имя, нашу семью. А они по-прежнему имеют все, что принадлежало им, и в придачу все то, что принадлежало нам. Это несправедливо. Пожалуйста, держись от них подальше. Посмотри, что они сделали со мной. Со всеми нами.

Пожалуйста, скажи своей сестре, что я люблю ее.

Папа

Прочитав это письмо, я испытываю сочувствие к Чарли. К девушке, разрывающейся между парнем, который явно любил ее, и отцом, который манипулировал ею.

Мне надо нанести визит ее отцу. Я нахожу ручку и записываю адрес отправителя с писем, которые он написал ей. И, достав свой телефон, гуглю его. От Нового Орлеана до тюрьмы, где он сидит, надо ехать добрых два с половиной часа.

Два с половиной часа в одну сторону – это куча времени, потраченного зря, и это при том, что на все про все у меня есть только сорок восемь часов. А между тем я и так уже потерял немало времени. Я записываю, когда в тюрьме бывают часы посещений, и решаю, что если я не найду Чарли к завтрашнему утру, то поеду к ее отцу. Судя по письму, которое я только что прочитал, он был Чарли ближе, чем кто-либо еще. Ну, если не считать прежнего Сайласа. И, если я сам не имею ни малейшего представления о том, где она сейчас, то, возможно, ее отец является одним из тех немногих, кто может это знать. Правда, я сомневаюсь, что он вообще согласится встретиться со мной.

Я вздрагиваю, когда звучит последний звонок, возвещающий конец уроков. Я разложил письма на отдельные кучки и теперь аккуратно складываю их в рюкзак. Это последний урок, и я надеюсь, что Креветка будет там, где я попросил ее быть.

21

Чарли

Я заперта в каком-то помещении вместе с парнем. Это крошечная каморка, где пахнет отбеливателем. Она даже меньше, чем та комната, в которой я находилась до того, как заснула. Я не помню, как проснулась и оказалась здесь, но, если честно – в последнее время я много чего не помню. Этот парень сидит на полу, прислонясь спиной к стене и расставив колени. Я смотрю, как он запрокидывает голову и горланит припев песни Oh Cecelia.

Он очень привлекателен.

– О боже, – говорю я, – если уж мы заперты здесь, ты не мог бы хотя бы спеть что-нибудь стоящее?

Я не знаю, откуда это взялось. И не знаю этого парня. Он заканчивает петь припев, прибавив к последнему слову на редкость фальшивое е-е-е-е. И тут я понимаю, что не только узнаю песню, которую он поет, но и знаю слова. Что-то меняется, и внезапно я перестаю быть этой девушкой, а смотрю на нее, пока она смотрит на этого парня.

Я вижу сон.

– Мне хочется есть, – говорит она.

Он приподнимается с пола и запускает руку в карман. И достает оттуда конфету в форме круга, «Спасательный круг».

– Ты мой спасательный круг, – говорит она, взяв ее у него. Затем тычет носком в его ногу, и он улыбается ей.

– Почему ты не злишься на меня? – спрашивает он.

– За что? За то, что ты испортил нам вечер, сделав так, что мы пропустили концерт, чтобы ты мог целоваться и обниматься со мной в кладовке? С какой стати мне злиться? – Она разыгрывает целый спектакль, кладя мятную конфету в рот. – Как ты думаешь, они услышат нас здесь, когда концерт завершится?

– Надеюсь, что да. Или же ты проголодаешься и будешь шпынять меня всю ночь.

Она смеется, и они оба улыбаются друг другу, как парочка идиотов. Я слышу, как играет музыка. На сей раз это какая-то более медленная песня. Их заперли здесь, пока они целовались и обнимались. Очень мило. Я завидую им.