Мне хочется спрятаться до той поры, пока я со всем не разберусь. Например, с тем, кто, черт возьми, я вообще такая? Дом еще меньше, чем сперва казалось. Рядом с моей рыдающей на полу матерью находится кухня и небольшая гостиная. Маленькие и аккуратные, они до упора набиты неподходящей мебелью. Дорогие вещи в дешевом доме. Передо мной три двери, одна из которых открыта. Я заглядываю внутрь и вижу клетчатое покрывало. Спальня родителей? Ну, явно не моя. Мне нравятся цветы. Вторая дверь ведет в ванную. Третья — еще одна спальня в левой части коридора. Я захожу внутрь. Две койки. У меня есть брат или сестра. Я недовольно стону.
Закрыв за собой дверь, начинаю разглядывать комнату. Определенно сестра. Судя по ее вещам, она младше меня на пару лет. Я с отвращением смотрю на плакаты с группами, украшающие ее часть комнаты. Моя сторона куда проще: кровать с фиолетовым одеялом и над ней черно-белая картина. Я мгновенно узнаю работу Сайласа. Сломанные ворота, висящие на петлях; лозы, пробивающиеся сквозь ржавые металлические пики, — все не так мрачно, как на фотографиях в его спальне. Видимо, эта работа была подобрана специально для меня. На тумбочке лежит стопка книг. Тянусь за одной, чтобы прочитать название, как вдруг раздается телефонное оповещение.
Ответ приходит через несколько секунд.
Я смеюсь и откладываю телефон. Мне хочется осмотреться, поискать что-нибудь подозрительное. В ящичках комода все убрано. Наверное, у меня ОКР[1]. Я разбрасываю по комнате носки и нижнее белье в попытке взбесить себя.
В ящиках пусто, в тумбочке пусто. Нахожу коробку презервативов в сумке под кроватью. Ищу дневник, записки друзей — ни-че-го. Я чистюля и зануда, если не считать картины над кроватью. И ту подарил Сайлас.
Мама на кухне. Я слышу, как она шмыгает носом и готовит себе еду.
— Эй, э-э… мам, — зову я, становясь рядом с ней. Она перестает готовить тосты и смотрит на меня мутными глазами.
— Я вчера не вела себя странно?
— Вчера? — переспрашивает она.
— Ага. Ну, знаешь… когда пришла домой.
Она проводит ножом по хлебу и размазывает масло.
— Ты была грязной, — нечленораздельно произносит женщина. — Я отправила тебя принимать душ.
Я вспоминаю грязь и листья на кровати Сайласа. Видимо, мы были вместе.
— Во сколько я пришла домой? У меня был разряжен телефон, — вру я.
— Около десяти. — она прищуривается.
— Я говорила что-нибудь… необычное?
Мама отворачивается и плетется к раковине, кусая тост и глядя на сток.
— Мам! Можно немного внимания? Ответь, пожалуйста.
Почему эта ситуация кажется мне знакомой? Я молю, а она игнорирует.
— Нет, — просто отвечает мама.
Тогда мне приходит мысль: одежда вчерашняя. За кухней есть маленькая кладовка со стиральной машиной и сушилкой. Я открываю машинку и вижу небольшую кучку мокрой одежды. Достаю ее. Она определенно моего размера. Должно быть, я кинула ее в стирку в попытке смыть улики.
Затем пишу Сайласу.
Жду пару минут и пробую еще раз.
Я:
Интересно, всегда ли я так делаю: донимаю его, пока не ответит?
Отправляю еще пять сообщений, после чего метаю телефон через всю комнату, закапываюсь лицом в подушку и громко кричу. Вряд ли Чарли Винвуд когда-либо кричит. Судя по комнате, она вообще бесхарактерная. Ее мать алкоголичка, а сестра слушает отстойную музыку. И откуда я знаю, что певица над кроватью сестры сравнивает любовь с «бумом» и «хлопом»[2], но при этом не помню имя самой сестры? Иду в другую часть комнаты и начинаю рыться в ее вещах.
— Динь-динь-динь! — кричу я, вытаскивая дневник в горошек из-под подушки.
Затем устраиваюсь на кровати и открываю его.
Я игнорирую предупреждение и переворачиваю первую страницу:
Закрываю дневник и возвращаю под подушку.
— Миленько.
Родные меня ненавидят. Какой же надо быть, чтобы тебя ненавидела собственная семья? Из другого конца комнаты доносится звук оповещения на телефоне. Я подпрыгиваю, думая, что это Сайлас, и внезапно чувствую облегчение. Сообщений два. Одно от Эми: «
Кому? И что?