Глава 16
Мне понадобилась вся ночь, что бы с ужасом осознать: я ведь бежала именно к нему. К моему господину, к тому, кто позволяет себе натягивать поводок, пусть и в «исключительных случаях». Я так бежала к нему, что по дороге растоптала собственную гордость и на острых ветвях оставила разодранное достоинство. Но мне было страшно и одиноко. Одна в непонятном пока мире, без единой опоры. Чудовищное ощущение обнаженности и беззащитности. Но разве это повод бежать к нему? Видимо, да. Мне было стыдно и горько. А еще тревожно, ведь в тот миг поцелуя мне было невыразимо хорошо. До слез, до подгибающихся коленок. Так сладко оказалось стоять, не обнимая и позволяя себя обнимать. Ощущать себя нужной, пусть даже это странная иллюзия, рассыпавшаяся спустя несколько минут, когда он вдруг отстранился и лишил своего тепла. Криво улыбнулся и потрепал по голове. Пытка. Я тону в своей тревожной и тяжелой привязанности. Как низко. Господи, как же Талиса была права. Игнорирующая меня, идущая свободно по дороге вперед. Не стесняющаяся себя, не предлагающая.
Я до боли прикусила щеку, чтобы прийти в себя. И ко мне тут же влетел на руки Бесенок, тревожно рыкнувший. Тоненько так, совсем по-детски. Я запустила пальцы в шелковистую шерсть малыша, новую, едва отросшую. Мой Бесенок, ты прав. Ты единственное, что есть у меня по-настоящему. И только на тебя я имею права опираться, если хочу сохранить самоуважение.
Я наглаживала мурчащего ирлиса и сквозь страх и слезы пыталась составить план. После неудачи у травниц вопрос моего устройства стал еще острее. Да к тому же, у меня хищник на руках. Это сейчас он малыш, ищущий ласки. А что будет потом? Я долго крутила мысли о своей незавидной участи, отыскивая ниточку, за которую могу вытянуть правильную судьбу.
Увы, беспокойный ум лишь неизменно возвращался к событиям прошедшей ночи. Как вели меня ирлисы странными тропами. И, оказалось, напрямик через пустошь, полную каньонов, ущелий и лабиринтов. Туда никто не рискует ходить, кроме зверей, отмечающих собственные тропы. Мои спутники двое суток обходили эти лабиринты днем, а я ночами, влекомая стаей, шла наперерез. И догнала.
Вспоминала, какое облегчение испытала в руках Джантара. Словно домой вернулась. Стыдно признать, но он и есть на сегодня мой дом. И, похоже, нас обоих тяготят навязанные роли. Иначе почему он все время хмурится и так тяжело на меня смотрит?
А после был тягостный разговор. Дежавю. Презрительные взгляды, недоверие. Но теперь я хотя бы понимала ход их мыслей. Они оставили меня в надежном месте, а я, как самая бестолковая девица, покинула травниц и поскакала вслед за Джантаром. В их глазах история о запечатывающем чувства клейме, которое ставят в первый же день, выглядела слишком подозрительно. А я под их холодными взглядами сбивалась с мысли и рассказывала путано, сбивчиво перескакивая с мысли на мысль, не в силах собрать историю в единое целое. Оттого, наверно, все воспринимали меня с моими приключениями хуже, чем могло бы быть.
– Такие доброжелательные. Улыбались нам все время, – хмурился Эйдан.
– Решила, что тяжкий труд не для тебя? – открыто намекала Талиса. – В столице целый бордель есть из сьяринт.
– Какая-то старуха тебе нашептала ерунды, и ты сразу сиганула с обрыва?
– Не какая-то, а Верина.
– Да ладно, сестры нам сказали, что Верина давно умерла, да и не может она быть старухой.
– Она жива, и она очень старая, – упрямо твердила я.
Я очень устала и вторые сутки не ела. И мне не хватало сил, чтобы четко все рассказать. Подступала апатия и горечь. Мне нечем доказать свою историю, а они не видели фальшь в улыбках травниц. Да, скучные, да, невзрачные, но обычно женщины такими становятся до того, как уйти в травницы. Энергичные радостные люди себя не запирают в столь уединенном и отдаленном сестринстве. Джантар молчал, позволяя друзьям терзать меня вопросами.
– Она была такая старая, такая беспомощная. Одноногая и одноглазая. Но единственная из всех настоящая и живая, – в отчаянии прошептала я в никуда. Ее надо спасти оттуда. Но как?
– Одноглазая и одноногая, говоришь? – переспросил настороженно Эйдан и перевел взгляд на Джантара. Тот вздохнул и ушел к сумкам. Вернулся с фляжкой и вскоре протянул мне чашку, на дне которой плескалась жидкость, пахнущая апельсинами и чем-то терпким.
– Залпом пей.
Я послушалась, и горло обожгло густым огнем. Несколько секунд могла только под всеобщие смешки хлопать глазами и пытаться вдохнуть. Наконец жар спустился вниз, а потом разлился по телу бодрящей волной.
– А теперь все заново и ничего не пропуская, – Джантар сел передо мной и взял за руки, захватывая своими глазами в плен.
Тут, словно ветер провел прохладной ладонью ото лба до самого затылка и снял путающую мысли усталость. Аккуратно, скупыми фразами, медленно, словно боялась потерять нить, я рассказала все, что произошло со мной.