Николь. Душа для Демона

Я остановилась вытряхнуть из обуви набившиеся камни и дорожную пыль. От смутного ощущения, что идти стало сложнее, поежилась и стянула полы жилетки.

И неясно, что тому виной. Спутники ли, мрачные и тяжелые. Или природа, вдруг растерявшая свои теплые краски. Сложно улыбаться тем, кто так искренне мне не рад, и невозможно греться о землю, обернувшуюся колкими камнями и сухим песком. Становилось холоднее. Плодородные холмы, дышащие жизнью, сменились мертвыми нагромождениями камней. Буйная растительность съежилась до одиночных кустиков, равнодушно шуршащих на ветру.

А может, дело в моих ощущениях потерянности? Случайная обуза, не имеющая даже цели. Приблудная, лишняя. Мир перестал обнимать, отнимая чувство защищенности и безмятежности. Но, наверное, так всегда происходит, когда тебя вдруг выпихивают из гнезда, выдавливают из укромного теплого места лишь потому, что настало время взрослеть.

Нет, мне не плохо. Просто я не знаю, что делать дальше.

Короткий утренний сон после долгого ночного перехода внутри стаи лишь ненадолго притупил усталость. И теперь она наваливалась на плечи, забивалась камнями в обувь и шарила холодными руками по спине. Оттого думать было в разы тяжелее, и путные мысли не спешили приходить на выручку.

Спас меня Тахир.

Поймал на дневном привале среди огромных валунов, вдали от всех. Прижал ладонью к холодному боку камня, сковал суровым взглядом и прошипел:

– Привязка завершилась, девочка. Я лично сверну шею твоему Бесу, если ты не научишься с ним справляться.

Боясь вздохнуть, я дотронулась до оплетки на его жилете и едва слышно выдохнула:

– Прошу, научи меня.

Тахир вдруг подался вперед, оставляя между нами неприлично узкое пространство, поставил руки на камень по обе стороны от моего растерянного лица. Огладил сверху вниз взглядом, полным недвусмысленных намеков, и тихо протянул:

– Не слишком ли много долгов ты на себя берешь? А, Николь-у-которой-ничего-нет?

Я в ответ молчала, мечтая разорвать смущающее кольцо его рук. Врезать ему как следует по гадкой улыбке, чтобы стереть самодовольный взгляд. Но он не дотрагивался до меня, не переходил невидимую черту. Сердце колотилось быстро, до слез, я закусывала губы, запихивая подальше собственные ощущения бессилия и злости оттого, что нуждалась в нем. Смотрела на тонкие руны, вышитые красной ниткой по вороту его рубахи, и ощущала дыхание, скользившее по щеке.

– Я хочу, чтобы ты…

Горячий воздух обжег мне ухо. Я сглотнула горький комок, готовая ударить за непозволительные слова.

– …по вечерам пекла свои лепешки.

Он резко отстранился, коротко рассмеялся и ушел. А я стояла, полная смятения и страха, которые скручивались в едкий злой смех: издевался, он просто глумился над самым больным, что есть у меня. Я досадливо пнула ни в чем не повинный цветок, росший из-под огромного валуна. Совершенно не понимала, как с ним разговаривать, не провоцируя и не подставляясь.

Нас никто не видел. Я приложила ладони к пылающим щекам, пытаясь разобраться в том, что сейчас произошло. И через пару минут, смущенная, почувствовала, как свирепое негодование сменяется робкой благодарностью. Знал ли Тахир, что в итоге действительно помог мне? Словно опытный хирург, точным и болезненным надрезом вскрыл нарыв. Он в своей невероятной жестокости оказался прав.

Улыбнулась: у меня есть ирлис, за которого я отвечаю, и умение готовить. Я вовсе не та, у-которой-ничего-нет. И указал Тахир мне на это в начале пути, а не тогда, когда бы стало поздно. Зло, не подбирая выражений, но разве я вправе на это обижаться? Тем более что, кажется, он обещал помочь. Ведь не отказался.

Тахир не шутил. Вечером, когда все занимались своими делами, подошел ко мне и сбросил на колени охапку очищенных прутьев. Я кивнула и под общие внимательные взгляды прошла к поклаже. Вытащила муку и с удивлением обнаружила, что в прошлый раз те приправы, которые добавляла в лепешки, убрала в отделение вместе с мукой. Даже одну баночку с затвердевшим медом. Нежно провела пальцем по восковой крышке – не все из моих сокровищ достались травницам.

Застенчиво улыбаясь, тихо замешивала тесто и смотрела, как догадливый Эйдан готовит угли для запекания лепешек. Внутри меня зрело странное самодовольство, беспричинное хвастовство, в котором я никому бы не призналась – чувствовала, что моя еда другая. Не пустая. Я словно передавала часть себя. Делилась. Оттого безошибочно ощущала, что делать все нужно именно руками. Медленно, ласкающими движениями вплетать тепло и благодарность.

Они же не виноваты, что так вышло. И я тоже. Просто судьба капризна и прихотлива, а мы лишь пылинки, сталкивающиеся в буре перемен.

Напротив меня Рималь под руководством Тахира учился делать стрелы. Рядом с ними Бесенок воевал с рыбой, урча на всю округу. Эйдан расставлял вокруг углей камни, чтобы было удобно выкладывать прутья с лепешками. Талиса едва слышно перебрасывалась с Джантаром шутками и брила кинжалом ему затылок.