Николь. Душа для Демона

Там мой проводник накупит свежих овощей, фруктов, сыра и вина. Вечером обычный житель северной деревни с поклажей и со своей женой, то есть мной, покинет мелкий южный городок.

***

Добрая весть разнеслась по Наймихе за один час. Хозяин возвращается. И не один. Нэнку с собой привезет.

Неопытная нэнка, дитя совсем, но уже с ирлисом, все как положено. Сам Шохан смотрел в ее глаза, и он в десятый раз уже подтвердил – нэнка! Молодая, сильная, но силы своей не чует, да и раненая к тому же.

Добрую весть носили от дома к дому, словно лучину с огнем, и загорались сердца от радости предвкушения. Да какая ни есть, эта же нэнка, пусть только приживется. Пусть только врастет в край, совсем замерзший без тепла джамалийской магии.

Это в городах совсем очерствели, забыли древние силы, а в деревнях помнили. Как и жреческое пламя, начисто слизнувшее джамалий с лица земли.

Как оказалось, не совсем начисто. Память жила в самых окраинных деревнях, крепкая, из поколения в поколения передаваемая.

Нэнку везут! Разве ж можно в такое поверить?

В Наймихе никто и никогда не произнесет «джамалия», дабы не сглазить, дабы беду не накликать. И каждый хорошо понимал – добрую весть надо испить до дна и спрятать. Никому и никогда более не выдавать.

Раз хозяин везет нэнку сюда, значит верит, что его люди сберегут ее. А и сберегут! Пусть живет, пусть врастает…

Глава 12

Бывает так, что какие-то решения поселяются внутри тебя раньше, чем ты осознаешь их. И когда наконец они пробиваются к тебе сквозь толщу суетных мыслей, надуманных тревог и переживаний, наступает удивительное состояние освобождения. Глубинные желания ведь идут не от глупого ума, а от мудрого сердца. А если им не давать выхода, они теснятся в твоей груди и перекрывают желание жить.

Так случилось и со мной здесь, в темном холодном краю, на второй день, когда ко мне подошла старая, глуховатая Мэйли и спросила, что делать с серебром. Я несколько секунд растерянно рассматривала ее морщинистое лицо. Да откуда же мне знать? Схватила блокнот, в который выписывала сложные слова из книг, и попросила повторить вопрос, решив, что потом просто передам его Тахиру, когда тот приедет. Видимо, Мэйли приняла меня за новую хозяйку дома. Но ведь это не так… или так?

Семье Ирдасов, как оказалось, принадлежал большой замок, стоящий внизу в долине, небольшой особняк в столице и заброшенный дом неподалеку от горного селения Наймиха, где меня и поселили.

Я доверчиво следовала указаниям Тахира, хотя беспокойный ум пытался отравить мое существование тысячей вопросов, имя которым – гордыня. Чем я отплачу? Могу ли я снова сесть на шею мужчине? Могу ли я принимать помощь чужих людей? Но события закручивались с такой неотвратимой скоростью и удивительной нежностью, что мне оставалось просто позволить себе еще раз довериться миру, смирив свое уязвленное эго.

– Мне ведь тоже пора возвращаться, – попытался подбодрить меня Тахир. И только в этот момент я догадалась, что пока он опекал Рималя, дорога домой ему была закрыта. Каково это – платить за чужую жизнь не только болью в теле, но и обрыванием корней?

Из последнего портала я вышла прямо в зиму. Черная земля едва проглядывала сквозь тонкий слой первого снега. Ледяной ветер, будто рассерженный пес, шевелил слежавшиеся слои мокрых листьев, словно пытался их поднять и заставить танцевать, как прежде. У меня даже голова закружилась от резкой смены климата.

– Мы дома, – довольно проговорил Гюрен, мой седовласый спутник, под боком которого я продремала несколько часов, пока мы перебирались от одного портала к другому. Телега, груженная товарами, монотонно покачивалась, а я так долго была в напряжении, что сопротивляться сну не было ни сил, ни желания.

– Дом, – повторила я вслед за ним, пробуя новый воздух на вкус.

У портальной площадки нас встретила полноватая пожилая женщина – настоящая жена Гюрена, их сыновья, угрюмые бородатые мужчины, и знакомый мне Шохан.

– Спит еще твоей Бесеныш, – сразу успокоил меня последний.

Сыновья резво перетащили накупленные товары через мерцающий портал, разложили все по телегам, усадили меня на одну из них и повезли по горной дороге к Наймихе.

Никто не говорил со мной, все лишь лукаво рассматривали да одобрительно поблескивали глазами. Не нахваливали свой край, не знакомили предварительными рассказами. Они словно ждали, понравится ли он мне с первого взгляда. А еще мне показалось, что они волновались – вдруг я не пойму чего-то очень для них важного.

Селение, зажатое между мрачными хребтами с хвойными лесами, меня сразу покорило. Оно стекало домами с одного склона, теснилось опасливо у русла неширокой реки, перекидывалось через нее высокими мостами и снова взбиралось по противоположному боку горы. И даже то, как угрюмо, словно исподлобья смотрел на меня господский дом, стоящий в отдалении, совсем не смутило. Во всей колючести края мне виделась привычная броня Тахира, под которой прячется уверенное тепло.