Я как раз пыталась вычистить огромный камин, в жерло которого могла зайти не нагибаясь, когда сзади раздался детский переливчатый смех. Я обернулась и увидела чудесную девочку с толстыми щечками, такими нехарактерными для сурового края. Она вся была, как румяная пышка, и от одного ее вида мои губы растянулись в невольной улыбке.
– Я Юлдус. Мамка велела тебе помогать, – важно проговорило пухлое создание с двумя косичками.
– Хорошо, Юлдус, – медленно ответила я, прикидывая, что с ней делать, – сходи к Мэйли и попроси для себя фартук.
С той поры девочка приходила в наш дом ранним утром, а уходила уже поздно вечером. Юное создание совершенно не умело молчать. Звонкий смех, вереница вопросов, ставивших меня в тупик, бесчисленные рассказы, сдобренные детской непосредственностью, задорные крики и беготня с Бесенком. Я, признаться, не сразу заметила, что рост Юлдус и ее уровень речи не очень согласовывались – уж больно она была гармонична в своей непосредственности.
– В детстве ребенок свалился головой в сугроб, – поведала как-то вечером Мейли. – Кто знает, сколько она там пролежала, пока местные ирбисы не подняли визг.
– Ирбисы? – удивленно переспросила я, протянув ладони к огню.
После пятой попытки в том огромном камине, что я так долго очищала, уверенно запылали еловые поленья, а искры весело исчезали в дымоходе, который больше не чихал золой и не пытался наполнить комнату едкой гарью. Я любовно похлопала по теплому боку камина. Не заметила сама, как у меня появилась привычка благодарить дом за каждый шаг вперед.
– Да, северные собратья твоего сорванца. – Мэйли рассмеялась, заметив мою нелепую благодарность. – Девочку достали, выходили, но с головой с тех пор у нее беда…
– Единственное, что у Юлдус тогда отмерзло – это чувство меры, – раздался знакомый язвительный голос. Я развернулась и укоризненно посмотрела на вернувшегося Тахира, который стряхивал снег с шапки на новые ковры. В его усталых глазах светился смех. Мэйли поклонилась и вышла из гостиной.
– Юлдус сегодня впервые не пришла, хочу сходить проверить, все ли у нее в порядке, – улыбнулась я.
Тахир сбросил верхнюю одежду и рухнул в кресло у огня, поставив ноги на медную каминную решетку. К нему на колени тут же забрался Бес. Бедолага все еще считал себя маленьким котенком, но выдерживал его тушу теперь только Тахир.
– Наконец выпал настоящий снег. Небось целый день снежных драконов лепила. – Он пожал плечами и расслабленно прикрыл глаза. Бес подсунул голову ему под руку, мол, не ленись. Юлдус все-таки здорово его разбаловала лаской. Так и не придумав подходящую работу для неловких рук девочки, я с максимальной серьезностью поручила ей вычесывать ирлиса.
Перенервничали вначале все трое, когда Бес даже не подпускал ее к себе. Помог Шохан, который обрадовался такому подходящему примеру и целый день учил меня передавать доверие: вливать в своего питомца мысленное «свой», внутри которого содержался приказ полностью доверять конкретному человеку. Я смотрела, как мурчит Бес под сильными пальцами Тахира, и пыталась вспомнить: а учила ли я ирлиса доверять моему другу?
– Я все же схожу.
Тахир кивнул, не открывая глаз. А я оделась теплее, сложила в корзинку пирожки с рисом и спустилась в селение.
Я раньше никогда не ходила в Наймиху, невольно робея перед сосредоточенной северной жизнью. Думала, вокруг меня будут одни незнакомцы, но с удивлением обнаружила, что каждый встречающийся житель мне знаком. Кивнула головой Джи – она приносила сливовый пирог, когда ее муж с друзьями чинил у нас окна. Ксия и ее сестра Лин заходили пару раз на ужин к Мэйли. Тинг меня снабдила столь необходимыми мне шерстяными юбками. От мысли, что жители нашли повод и время прийти и ненавязчиво познакомиться со мной, защипало в носу. Я приветственно махнула рукой Хелинг, которая помогала мне наладить работу огромных каминов, и побежала к дому с красной черепицей, который стоял на первой линии у реки. На него мне показали еще в начале деревни – именно там жила семья Юлдус.
С террасы господского дома это не бросалось в глаза, но сейчас я увидела, насколько хуже выглядят те жилища, что расположены ближе всего к Михе. Будто суровая река истязала стены, трепала крыши и выпивала соки из всего, что осмеливалось к ней приблизиться. Должно быть, у горной реки тот еще характер, хотя сейчас Миха, точно серебро, неспешно катилась в сумерках, разбрасывая по берегу ледяное крошево.
Юлдус и двое ее братьев метались по постели в едва освещаемой комнате. Их мать безропотно открыла мне дверь и без лишних вопросов провела в дом.
– Могу ли чем-то помочь вам? – спросила я, разглядывая истрепанное жилище. Женщина вяло покачала головой. В ее глазах, мокрых и затуманенных, стояла дикая усталость и гнетущая обреченность. Она без сил опустилась на табуретку у стола и замерла, обнимая ладонями свой большой живот. Не могу вспомнить, чтобы я хоть когда-либо видела такое очевидное нежелание жить.