Читаем Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце полностью

Тогда художники-сценографы работали темперой, расписывая вручную сотни метров ткани, лежащей на полу. Ориентируясь на эскиз, наносили рисунок углем, вставленным в большую палку, затем смешивали пигменты и клеевую основу, стараясь также оставаться верными эскизу в оттенках. Самое забавное, что мне пришлось делать — это водрузить на плечи бидон с краской, чтобы раскрасить зеленые лужайки. Я радостно разбрызгивала шлангом ярко-зеленую краску, создавая изумрудные переливы. Это похоже на сегодняшний стрит-арт!

Какие черты характера Бенуа Вам нравились, а какие — не очень?

Мне очень импонировало его благородство. Как он себя преподносил, каким рассказчиком был. Элегантен во всем! И за столом. С ним мы спорили, произносили тосты, обсуждали вино, искусство и кухню. Наши застолья напоминали пиры эпохи Ренессанса. Когда я была еще слишком молода, он казался мне очень суровым. С первого взгляда он вызывал не симпатию, а трепет. Но только с первого взгляда.

Вы были на его похоронах?

Да, в Кодройпо. Мы шли радом с суперинтендантом Карло Мария Бадини и вспоминали добрые времена Ла Скала с Бенуа.

Вам нравятся портреты и пейзажи Николая Бенуа?

Очень. В них проявляется его фантастическая личность. Особенно запомнился портрет его супруги Дизмы. Помимо театральных работ мне нравились его интерьеры, натюрморты.

Что Бенуа нравилось в Ваших работах?

Он говорил, что у меня много фантазии и отличное чувство пространства. Часто удивлялся моему чувству пропорций. Однажды в моей небольшой мастерской я работала по памяти перед полотном в 20 метров. Николай сказал мне: «Как тебе удается увидеть, ты же так близко… меньше двух метров? Как ты можешь рассчитать всё без нанесения квадратов на полотно, только фантазией, и даже не ошибаешься в пропорциях. Ты — маленький гений, у тебя всё — в голове!»

Долорес Пюто с Николаем Бенуа. 1970-е гг.

В честь двухсотлетия Ла Скала Николай настоял на том, чтобы я сделала выставку. Он говорил мне: «Ты можешь рассказать о театре с помощью твоего искусства. Ты знаешь театр во всех его деталях. Каждое помещение, каждый уголок». Так родилась большая выставка из восьми работ и серии литографий в честь важных персонажей, связанных любовью к театру-юбиляру. Эта выставка, благодаря содействию Николая Бенуа и суперинтенданта Карло Мария Бадини, размещалась в театре и во Дворце Туризма[247] в 1978 г., затем она перемещалась в другие театры и театральные помещения в разных странах.

Вы были знакомы с сотрудником Бенуа, Франко Шепи?

К сожалению нет, но издалека я наблюдала за ним и ценила его работу.

В Музее Долорес Пюто в Ломаццо, 19 июня 2017 г., еще до встречи с художницей, прошла беседа с ее дочерью, Марией Луизой Рудони, в замужестве Анджи.

Какую роль играл Николай Бенуа в вашей семье?

Присутствие в нашем доме Николая всегда был фундаментальным, потому что он был учителем моей матери во всех отношениях. Он принял совсем еще юную маму на работу в Ла Скала. Когда он приходил к нам, поначалу я не обращала на него много внимания, а с 11–12-ти лет мои воспоминания становятся уже более четкими. Он часто приходил в мастерскую, и они с мамой проводили много времени вместе.

А где находилась мастерская вашей мамы?

В Милане на виа Альберти, где мы жили. Внизу находилась мастерская, а наверху квартира. Готовили выставку к двухсотлетию Ла Скала, и Николай давал маме советы, кроме того, он написал вступительное слово к каталогу выставки. И с нами, тремя детьми, из которых я — старшая, у него сложились дружеские теплые отношения. Он часто путешествовал с нашими родителями, мама и папа приезжали в Кодройпо, в дом Бенуа и Де Чекко. Я бывала в его доме в Милане, это был чудесный дом.

Возле Порта Венеции?

Да, там, в доме, на котором сегодня установлена мемориальная доска. Помню, как приходили к ним в гости: квартира вся была заполнена книгами, сотни и сотни книг повсюду. В студии под стопками книг можно было найти настоящие рисунки Пикассо! И потом было невероятное количество рисунков, эскизов.

Николай Александрович обладал чудесным качеством — любил детей. Он веселился вместе с нами. Брал, к примеру, носовой платок, накручивал на палец, рисовал рот, наподобие матрешки, и играл с нами. Он был таким милым! И у него была хорошенькая собачка.

Пудель черный и ризеншнауцер, и еще один пудель?

Я помню только черного пуделя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Италия — Россия

Палаццо Волкофф. Мемуары художника
Палаццо Волкофф. Мемуары художника

Художник Александр Николаевич Волков-Муромцев (Санкт-Петербург, 1844 — Венеция, 1928), получивший образование агронома и профессорскую кафедру в Одессе, оставил карьеру ученого на родине и уехал в Италию, где прославился как великолепный акварелист, автор, в первую очередь, венецианских пейзажей. На волне европейского успеха он приобрел в Венеции на Большом канале дворец, получивший его имя — Палаццо Волкофф, в котором он прожил полвека. Его аристократическое происхождение и таланты позволили ему войти в космополитичный венецианский бомонд, он был близок к Вагнеру и Листу; как гид принимал членов Дома Романовых. Многие годы его связывали тайные романтические отношения с актрисой Элеонорой Дузе.Его мемуары увидели свет уже после кончины, в переводе на английский язык, при этом оригинальная рукопись была утрачена и читателю теперь предложен обратный перевод.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Николаевич Волков-Муромцев , Михаил Григорьевич Талалай

Биографии и Мемуары
Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену
Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

Монография Андреа Ди Микеле (Свободный университет Больцано) проливает свет на малоизвестный даже в итальянской литературе эпизод — судьбу италоязычных солдат из Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Уроженцы так называемых ирредентных, пограничных с Италией, земель империи в основном были отправлены на Восточный фронт, где многие (не менее 25 тыс.) попали в плен. Когда российское правительство предложило освободить тех, кто готов был «сменить мундир» и уехать в Италию ради войны с австрийцами, итальянское правительство не без подозрительности направило военную миссию в лагеря военнопленных, чтобы выяснить их национальные чувства. В итоге в 1916 г. около 4 тыс. бывших пленных были «репатриированы» в Италию через Архангельск, по долгому морскому и сухопутному маршруту. После Октябрьской революции еще 3 тыс. солдат отправились по Транссибирской магистрали во Владивосток в надежде уплыть домой. Однако многие оказались в Китае, другие были зачислены в антибольшевистский Итальянский экспедиционный корпус на Дальнем Востоке, третьи вступили в ряды Красной Армии, четвертые перемещались по России без целей и ориентиров. Возвращение на Родину затянулось на годы, а некоторые навсегда остались в СССР.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Андреа Ди Микеле

Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное