Николай Ежов и советские спецслужбы

13 июня 1937 года А.Г. Соловьев передал свои разговоры с вдовой Ленина Надеждой Константиновной Крупской и с бывшим генеральным прокурором Николаем Васильевичем Крыленко: «Прочитал в газете о смерти вчера сестры т. Ленина – Марии Ильиничны Ульяновой в возрасте 59 лет. С волнением ходил в Клуб управления делами СНК, где выставлен гроб для прощания. У гроба, сгорбившись, сидела Крупская. Я высказал ей свое сочувствие и печаль. Она поблагодарила. Я поинтересовался, отчего [она] так рано умерла. Крупская тяжело вздохнула и сказала, что не могла пережить тяжелых условий, творящихся вокруг нас. Присмотритесь, говорит, повнимательнее, неужели не замечаете нашей совершенно ненормальной обстановки, отравляющей жизнь. Я не стал расспрашивать, мало ли чего может наговорить человек, переживающий горе. При выходе встретился с Крыленко с очень болезненным видом. Я поинтересовался, чем он болен. Ответил: ужасной душевной болезнью. Спрашиваю, что за причина или какое несчастье? Говорит, очень большое. Невыносимо душат «ежовы рукавицы». Замечаю: прокурор, а говорит такое неладное. Усмехается – уже не прокурор, отстранили за либерализм и политическую слепоту, за чрезмерное критическое отношение к ведению судебных дел Военной коллегией (20 июля 1936 года Крыленко был переведен на пост наркома юстиции СССР с поста генерального прокурора. Очевидно, он считался неподходящей фигурой для проведения процесса над Каменевым и Зиновьевым. 15 января 1938 года Крыленко сместили и с поста наркома юстиции. Его обвинили в том, что он, будучи главой федерации альпинистов, тратил слишком много времени на альпинизм, «когда другие работают». Возможно, сыграло свою роль, что альпинизмом увлекался и Бухарин. Но уже 31 января 1938 года Николая Васильевича арестовали, а 29 июля 1938 года расстреляли по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР (ВКВС), в обоснованности приговоров которой он ранее сомневался, в рамках дела о «контрреволюционной фашистско-террористической организации альпинистов и туристов». В 1955 году Н.В. Крыленко был реабилитирован. – Б.С.) Теперь такие ленинцы, как я, не ко двору, в моде Ежовы и Вышинские, выскочки с потерянной совестью. Я попытался возразить, но он хмуро прервал: «Ты что, ослеп, что ли?» – и продолжал: «Общество старых большевиков ликвидировано, больше половины делегатов XVII партсъезда арестовано, старые верные ленинцы устраняются с руководящих постов, а многие попадают в категорию врагов народа, ссылаются и расстреливаются. И это на 20-м году Советской власти». Не зная, что подумать, я возразил – не могут же соворганы злоупотреблять и беспричинно осуждать. Но Крыленко возмущенно заговорил о «курином умишке и воробьиной близорукости» Ежова и его окружения, очень далеких от Дзержинского и Менжинского. Упиваясь властью, они легко поддаются дезинформации и провокациям вражеских контрразведок, стремящихся уничтожить наши кадры и ослабить успехи. Верят доносам, раздувают дела, создают новую почву для новых обвинений, дезинформируют и вводят в заблуждение руководство партии и правительства. Со временем партия разберется и осудит виновных. Но сейчас мы переживаем страшное время. Я глубоко поражен таким страшным пессимизмом Крыленко. Но в рассуждения вступать не решаюсь. Как могу я, рядовой работник партии, далеко стоящий от руководящих сфер и источников информации, осуждать или оправдывать страшную обстановку. Разве Крупская или Крыленко не могут ошибаться или преувеличивать? Только вера в партию может быть неоспоримой. Ее руководству виднее»[184].

Крыленко и другие старые большевики пытались утешить себя мыслью, что Ежов из-за своего недалекого ума стал жертвой «дезинформации и провокаций вражеских контрразведок, стремящихся уничтожить наши кадры и ослабить успехи». Они гнали от себя другую мысль, о том, что Ежов в данном случае выступает лишь в качестве исполнителя воли Сталина, провозглашенного великим и непогрешимым вождем и ближайшим соратником Ленина.