Николай Ежов и советские спецслужбы

А.Г. Соловьев 19 апреля 1937 года записал в дневнике: «Вчера забыл записать беседу со старым знакомым Носовым в Иванове. Жалуется на придирки из центра. Уполномоченный НКВД требует ареста всех бывших троцкистов, а Носов не соглашается, считает их честно работающими. Из-за этого его обвиняют в покровительстве. В откровенной беседе я высказал предположение, не попали ли на удочку иностранных контрразведок сами работники НКВД. Ежов человек недалекий и ограниченный, провести его опытным разведчикам нетрудно. Ничего не стоит подсунуть разные провокационные письма и оболгать честных людей. Вот и разжигается ажиотаж. Носов выразил сомнение, чтобы через 20 лет советской власти, когда в основном построен социализм, оказалась такая масса врагов, причем из людей труда […] Я не мог ни отрицать, ни согласиться с Носовым. Слишком далеко нахожусь от органов следствия и от партийного руководства, незнаком со всеми следственными данными. Как же могу судить [я], рядовой партиец? Конечно, иногда закрадываются сомнения. Но не верить партруководству, ЦК, т. Сталину не могу. Это было бы кощунственно не верить партии»[182].

Иван Петрович Носов, член партии с 1905 года, в 1936–1937 годах был 1-м секретарем Ивановского обкома ВКП(б). 30 июля 1937 года он был включен в состав «особой тройки» по реализации приказа НКВД № 00447, но уже 8 августа выведен из нее. В этот день на пленуме Ивановского обкома Каганович обвинил Носова в руководящей роли в правотроцкистском центре, снял с должности и забрал его в Москву, где 26 августа Иван Петрович был арестован, а 27 ноября 1937 года предсказуемо расстрелян. В 1956 году его реабилитировали.

Своим заместителем Ежов попросил назначить М.П. Фриновского, ранее возглавлявшего войска НКВД. Это назначение было немедленно санкционировано Сталиным и Политбюро. В апреле 37-го Михаил Петрович стал первым замом, сменив на этом посту «ягодинца» Агранова. Его выдвижение было неслучайным. Как вспоминала Агнесса Ивановна Миронова-Король, Ежов и Фриновский были давними знакомыми, дружили семьями. Но на оперативной работе Ежову приходилось оставлять тех, кто служил при Ягоде, преданных людей среди кадровых чекистов он почти не имел. Это позволило Сталину без труда сместить Николая Ивановича в тот момент, когда его миссия по истреблению «врагов народа» была завершена.

При Ежове пышным цветом расцвели внесудебные органы – Особое совещание, всевозможные «двойки» и «тройки», приговаривающие арестованных к высшей мере наказания заочно, списком. Только в один июньский день 37-го года нарком внутренних дел представил список из 3170 политических заключенных, предназначенных к расстрелу. И список тут же был утвержден Сталиным, Молотовым и Кагановичем.

9 июня 1937 года Михаил Пришвин отметил в дневнике: «Ежов, очень скромный, стыдится при разговоре, опускает глаза, а только сел на свое место, за стол, и во все стороны у людей полетели головы». Аналогичную запись он сделал 21 июля, уже назвав именем наркома эпоху: «Кутерьма растет: эпоха Ежова определяется[183]».