Николай I

В Царскосельском дворце артистам для трапезы выделяли один из залов. Об одном курьезном случае, свидетельствующем о снисходительном отношении государя к мелким прегрешениям артистов, рассказывает Ф. А. Бурдин: «Однажды после спектакля во дворце в Царском Селе два маленьких артиста Годунов и Беккер выпили лишнее и поссорились между собою. Ссора дошла до того, что Годунов пустил в Беккера бутылкой; бутылка пролетела мимо, разбилась о стену и попортила ее. Ужинали в Янтарной зале; от удара бутылки отскочил кусочек янтаря. Все страшно перепугались; узнав это, в страхе прибежали директор, министр двора князь Волконский; все ужасались при мысли, что будет, когда государь узнает об этом. Ни поправить скоро, ни скрыть это нельзя. Государь, проходя ежедневно по этой зале, должен был непременно увидеть попорченную стену. Виновных посадили под арест, но это не исправляло дела… Министр боялся резкого выговора, директор — отставки, а виновным все предсказывали красную шапку. Действительно, через несколько дней государь, увидя испорченную стену, спросил у князя Волконского: «Что это значит?» Министр со страхом ответил ему, что это попортили артисты, выпившие лишний стакан вина. — «Так на будущее время давайте им больше воды», — сказал государь; тем дело и кончилось»^{1245}.

В 1837 году в Петергофе у Красного пруда был открыт новый летний императорский театр (старый «Оперный дом» на территории Верхнего парка пришлось снести еще в 1829 году)^{1246}. Артистов, непосредственно занятых в спектаклях, привозили пароходом. Иногда же, когда спектаклей было много, их поселяли на несколько недель в Монплезире^{1247}. В свободное время артистов можно было видеть купающимися в расположенном рядом бассейне. Вот что вспоминал о пребывании артистов в Петергофе в 1831 году начальник русской драматической труппы P. М. Зотов: «Помню, что за холодным годом последовало самое жаркое лето, и в это время был дан балет «Киа-Кинг» в Петергофе на открытом воздухе, на площадке против Самсона. Зрелище было великолепное… На другой день после «Киа-Кинга» я на пристани Монплезира купался в 8 часов утра с некоторыми из театральных лиц, и в эту самую минуту подошел неожиданно государь; но взглянув на нас и узнав, кто купается, не велел беспокоить нас»^{1248}.

В театральный сезон, посещая театры почти ежедневно, Николай Павлович частенько заходил за кулисы, разговаривал с артистами. При встрече на улице завязывал с ними непринужденный разговор. Иногда это могло закончиться для артиста и плачевно. Актер-комик французской труппы Виктор Верне, которого император особенно жаловал, был удостоен такого разговора, после чего попал в полицейский участок за «приставание» к императору: плохо владея русским языком, он не смог объясниться с полицейским. И только позднее, когда все выяснилось, его выпустили с извинениями. После этого случая, когда в Михайловском театре Николай Павлович однажды направился к артисту, тот «вместо ответа замахал руками и опрометью бросился бежать… Государь очень смеялся, но Кокошкину (петербургскому полицмейстеру. — Л. В.) досталось»^{1249}. На следующий день вызванный в Зимний дворец артист получил золотую, осыпанную бриллиантами табакерку с портретом государя^{1250}.

К числу любимых артистов Николая Павловича относились братья Каратыгины. Позднее Ф. И. Шаляпин в своих воспоминаниях передал один из анекдотов, сохранявшихся в театральной среде о Василии Андреевиче Каратыгине: «Николай I, находясь во время антракта на сцене и разговаривая с актерами, обратился в шутку к знаменитейшему из них, Каратыгину: «Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь притворяться кем угодно. Это мне нравится». Каратыгин, поблагодарив государя за комплимент, согласился с ним и сказал: «Да, ваше величество, могу действительно играть и нищих, и царей». — «А вот меня ты, пожалуй, и не сыграл бы», — шутливо заметил Николай. — «А позвольте, ваше величество, даже сию минуту перед Вами я изображу Вас». Добродушно настроенный царь заинтересовался: «Как это так?» Пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьезно: «Ну, попробуй». Каратыгин немедленно встал в позу, наиболее характерную для Николая I, и, обратившись к тут же находившемуся директору императорских театров Гедеонову, голосом, похожим на голос императора, произнес: «Послушай, Гедеонов. Распорядись завтра в 12 часов выдать Каратыгину двойной оклад жалованья за этот месяц». Государь рассмеялся: «Гм… Гм… Недурно играешь». Распрощался и ушел. На другой день в 12 часов Каратыгин получил, конечно, двойной оклад»^{1251}. В другом варианте этой легенды фигурирует не оклад, а корзина с шампанским.