Николай I

После смерти в 1840 году А. В. Воротникова молодой артист А. Е. Мартынов занял его место комика. Николай Павлович прощал любимому артисту многие выходки даже на сцене. Так, после восстановления Зимнего дворца были выпущены специальные медали, которыми награждались многие причастные к этому лица — от академиков до чернорабочих. В одной из сцен во время выступлений в Александрийском театре А. Е. Мартынов стал смешить публику, появляясь в роли дворника с метлой и медалью на груди. По существующему положению крестьяне, действительно, могли награждаться серебряными медалями на Аннинской ленте, и Николай Павлович подписывал такие указы даже в отношении крепостных, например, за работы на Сергеевской даче. Один из мемуаристов передает диалог между Григорьевым в роли купца и дворником: «Это что ты на себя навесил? — Дворник преважно отвечал, что это награда за заслуги Отечеству. — Какие такие твои заслуги? — Из дворца мусор возил! Говорили, что Мартынов за эту выходку получил приличное внушение. Через несколько дней появилось повторение той же пьесы, сбор был необычайный, и в боковой царской ложе появился государь. Когда дело дошло до этой сцены, то дворник пришел опять с медалью и опять важно объявил, что получил ее за заслуги Отечеству, но на вопрос: «Какие?», он осторожно показал на царскую ложу и на ухо купцу сказал громко: «Не велено сказывать». Государь расхохотался, и в театре последовал взрыв хохота, долго не умолкавший»^{1260}. В то же время другие, более безобидные реплики могли не понравиться императору. Так, осенью 1842 года полные сборы приносила длиннейшая, продолжавшаяся чуть ли не шесть часов драма «Ломоносов». Николай Павлович якобы приказал выбросить реплику М. В. Ломоносова в исполнении Василия Каратыгина: «Чем я хуже Сумарокова?» Она показалась обидной для его генерал-адъютанта С. П. Сумарокова^{1261}.

В воспоминаниях А. Я. Панаевой содержатся зарисовки, изображающие Николая Павловича в антрактах за кулисами: «Государь часто в антрактах приходил на сцену разговаривать с артистами и всякий раз обращал внимание на воспитанницу Новицкую. Когда государь бывал на сцене, никто не ходил, везде стояли чиновники, наблюдая, чтобы кто-нибудь по нечаянности не выскочил на сцену… Наконец государю надоела эта гробовая тишина за кулисами и на сцене, и он отдал приказ, чтобы никогда не стеснялись в его присутствии и все делали бы свое дело. Надо было видеть, как суетились чиновники, чтобы, например, плотники, таща кулису, не задели государя, как все артистки расхаживали по сцене в надежде, что их осчастливит государь своим вниманием. Чтобы не задерживать публику, государь приказал Гедеонову докладывать ему, когда все готово для поднятия занавеса, и немедленно уходил в свою ложу»^{1262}.

Вникая во все детали постановок не только пьес, но и балетов, Николай Павлович, естественно, мог засмотреться на хорошеньких актрис или танцовщиц. В 1834 году в Петербурге наделал шум балет «Революция в серале», или «Восстание в серале» («Révolte au sérail»), поставленный балетмейстером Р. Тальони. В этом балете прекрасные танцовщицы на фоне декораций Альгамбры не только поднимались из мраморных ванн, но и преследовали противника с саблями в руках по всем правилам военного искусства^{1263}. Артист Ф. А. Бурдин, видимо понаслышке, писал: «Государь очень интересовался постановкой балета «Восстание в серале», где женщины должны были представлять различные военные эволюции. Для обучения всем приемам были присланы хорошие гвардейские унтер-офицеры. Сначала это занимало танцовщиц, а потом надоело, и они стали лениться. Узнав об этом, государь приехал на репетицию и строго объявил театральным амазонкам: «Если они не будут заниматься, как следует, то он прикажет поставить их на два часа на мороз с ружьями, в танцевальных башмачках». Надобно было видеть, с каким жаром перепуганные рекруты в юбках принялись за дело; успех превзошел ожидание, и балет произвел фурор»^{1264}. Непосредственно отвечавший за постановку балета P. М. Зотов уточняет, что он сам с директором императорских театров А. М. Гедеоновым взялся учить танцовщиц «маршировкам и эволюциям», причем «государь и великий князь Михаил Павлович часто присутствовали при экзерцициях и даже поправляли нас»^{1265}.