Николай I

Довольно часто Николай Павлович появлялся в кавалергардском и казачьем мундирах. Последний мундир особенно охотно император надевал на маскарадах, естественно, не закрывая лицо маской, поскольку офицерам это было запрещено. В этих случаях, как, например, на маскарадах в 1849 и 1852 годах, он мог надеть и просто казачий кафтан и шапку. После смерти императора его лейб-гвардии казачий и лейб-гвардии финляндский стрелковый мундиры хранились в специальной витрине портретной галереи Зимнего дворца. В мундире сапера изображен Николай I на одной из картин из фондов Государственного Русского музея. Иногда Николай Павлович предпочитал общий генеральский мундир с Андреевской лентой. Вообще же, как свидетельствуют мемуаристы, в частности граф Рейзет (Резэ), Николай I «берег свое платье и не любил делать нового»^{1477}. Военная шинель или плащ заменяли ему халат во время болезни. В простой офицерской шинели прогуливался он по улицам Петербурга. У Николая Павловича хранились также прусские и австрийские мундиры. После назначения 5 (17) апреля 1817 года шефом 3-го (с 1819 года порядковый номер изменился на 6-й) Бранденбургского кирасирского полка он пополнил свой гардероб мундиром этого полка. Именно в нем он был запечатлен на страницах истории полка, изданной в Берлине в 1842 году, а также на картине Ф. Крюгера, изображающей великого князя на параде в 1824 году на берлинской Унтер ден Линден во главе этого полка. О том, что Николай Павлович любил носить блестящие прусские мундиры, упоминает и его биограф Поль Лакруа. Не обидели Николая Павловича и австрийцы. В 1835 году во время смотра австрийской армии его восхищение вызвали умелые и четкие маневры Уланского полка, и австрийский император назначил его шефом улан. Николай Павлович тотчас пожелал иметь мундир этого полка и уже на следующий день командовал своими уланами на новом смотре. После участия российских войск в подавлении венгерской революции в 1849 году Николаю I был пожалован чин австрийского фельдмаршала, и у него появился австрийский фельдмаршальский мундир. В том же году в кабинетных суммах российского императора были отмечены деньги, выплаченные магазину по счету за полный кирасирский мундир из Вены (56 рублей 24 копейки)^{1478}.

До 1825 года, писал А. И. Герцен, «все, кто носил штатское платье, признавали превосходство эполет…». Однако уже после 1825 года, по его мнению, «офицеры упали в глазах общества, победил фрак — мундиры преобладали лишь в провинциальных городишках, да при дворе — этой первой гауптвахте империи»^{1479}. Николаю Павловичу ни до, ни после 1825 года такая мысль просто не пришла бы в голову или показалась бы кощунственной. Исключительными можно назвать случаи, когда, преодолевая себя, Николай Павлович все же был вынужден появляться в гражданском платье. Так было в 1828 году, когда во время Русско-турецкой войны при переходе из Варны в Одессу морская буря чуть не прибила корабль к турецкому берегу. По словам Дениса Давыдова, «государь, не желая быть узнанным, переоделся в партикулярное платье»^{1480}. При посещении инкогнито Вены в 1835 году во время прогулки по магазинам, чтобы купить подарки семье, он был в простом сюртуке, или, по свидетельству А. X. Бенкендорфа (скорее всего ошибочному), — во фраке. Этот редкий случай запечатлелся в памяти современников и позже послужил для А. Н. Бенуа сюжетом рисунка «Император Николай I выезжает в фиакре из посольства в Вене в 1835 г.». Во время посещения (также инкогнито) Дрезденской галереи в 1845 году, по свидетельству случайно оказавшегося рядом профессора Геннеля, император выглядел следующим образом: «Одет был господин с изысканной элегантностью, но без малейшего намека на франтовство. На нем был синий, открытый спереди короткий сюртук, темно-коричневый шелковый жилет с вышитыми на нем цветочками и серые брюки; на голове имел он цилиндр, что увеличивало высокий его рост. В правой руке держал незнакомец тоненькую тросточку с серебряным набалдашником, а левая, одетая в перчатку, сжимала снятую с правой руки»^{1481}. Известно также, что во время пребывания императора в Риме в декабре 1845 года, по рассказам графа Ф. П. Толстого, на нем был «партикулярный сюртук», а на улице он накинул «сероватый плащ»^{1482}. Все известные случаи такого рода относятся к пребыванию императора за границей. Но даже тогда, когда этого требовал этикет, Николай Павлович, по возможности, старался избегать неприятного для него расставания с мундиром. Во время официального визита в Англию в 1844 году Николай I попросил разрешения присутствовать на обеде не во фраке, а в мундире, с которым «он до того сроднился, что расставаться с ним ему также неприятно, как если б с него содрали кожу»^{1483}.