Николай I

Между прочим, особым указом от 27 февраля 1834 года устанавливался особый дамский наряд, традиции которого восходили еще ко временам Екатерины II. Это были платья, напоминающие русский национальный наряд, которому и раньше старались подражать в парадной обстановке. Так, еще до указа в «русском платье» были придворные дамы во время бракосочетания Николая Павловича и Александры Федоровны или на балу в Москве в октябре 1831 года. По указу 1834 года наряд состоял из бархатного «верхнего платья» с откидными рукавами и со шлейфом, разрез спереди открывал юбку из белой материи. По «хвосту и борту» платья шло золотое шитье, такое же, как на парадных мундирах придворного ведомства. Замужние дамы должны были иметь повойник или кокошник, а девицы — «повязку» любого цвета с белой вуалью. Как отмечала А. Ф. Тютчева, «в дни больших праздников и особых торжеств богослужение отправлялось в большой церкви Зимнего дворца: в таких случаях мужчины были в парадной форме, при орденах, а дамы — в придворных костюмах, т. е. повойниках и сарафанах с треном (шлейфом. — Л. В.), расшитым золотом, производивших очень величественное впечатление»^{1493}. В таком стилизованном под русский костюме Александра Федоровна была на балу в Смольном 30 августа 1834 года. Как пишет смолянка В. Т. Быкова, «на императрице сверх белого атласного платья, украшенного золотом, была накинута мантия голубого бархата с длинным шлейфом». На великих княжнах поверх таких же платьев были розовые мантии, на головах — повязки и вуали. Александра Федоровна «была прекрасна в русском наряде». «Как хороша народная одежда, — восклицает восторженная смолянка. — Сколько поэзии!.. Спасибо государю: он ввел при дворе русские платья. Авось и русский язык войдет в употребление»^{1494}. Но не все одобряли новшество. Еще с осени по Петербургу ходили слухи о предстоящих новых тратах на дамские придворные платья. В дневнике от 27 ноября 1833 года А. С. Пушкин записал: «Осуждают очень дамские мундиры — бархатные, шитые золотом — особенно в настоящее время, бедное и бедственное»^{1495}. А под 20 декабря отметил «шум о дамских мундирах, — к 6-му мало будет готовых. Позволено явиться в прежних русских платьях»^{1496}.

Модифицированное «русское платье», которому так охотно следовали императрица с дочерьми, стало неотъемлемым атрибутом всех придворных торжеств. Впрочем, женская половина императорской семьи не была чужда и любимых Николаем Павловичем военных мундиров, точнее мундирных платьев: Александра Федоровна считалась шефом Кавалергардского полка, Александра Николаевна — лейб-гвардии Гусарского. На любимом портрете покойной дочери Александры Николаевны в кабинете Николая I она была изображена в мундире подшефного полка. Новогодним подарком к 1845 году для Ольги Николаевны стало назначение ее шефом 3-го гусарского Елисаветградского полка. Она была рада, но с большим трудом отстояла право вместо расшитых генеральских чакчир ограничиться вышивкой на верховой юбке. Николай Павлович был рассержен на дочь — в первый раз в жизни. Такого рода факты дали основание одному современному историку (вслед за польским мемуаристом) заметить, что «Николай даже женскую прелесть без мундира не воспринимал»^{1497}. Во всяком случае, в представлении Николая Павловича, мундирное платье женской красоте не вредило.

Для студентов также была введена форма — золотые шитые петлицы на воротничках, треугольные шляпы и шпаги без темляков. Вскоре после того, как Петербургский университет в 1838 году был переведен со Звенигородской улицы в здание Двенадцати коллегий, Николай I посетил его, проверяя, между прочим, все ли студенты со шпагами, так как казеннокоштные студенты их обычно не носили. Когда государь вошел в аудиторию, студенты встали, но не ответили на привычное армейское обращение: «Здорово, ребята!» Будучи не в духе, Николай Павлович отправился назад пешком по наплавному Исаакиевскому мосту и здесь неожиданно встретил нескольких студентов в расстегнутых сюртуках, без шпаг; к тому же они еще и не отдали ему честь. (По существующему порядку студенты обязаны были отдавать честь лицам императорской фамилии и генералам.) Николай Павлович остановил их и спросил: «Вы меня не знаете?» Студенты ответили: «Не знаем, Ваше превосходительство». Как вспоминает В. Б. Бланк, студенты были отправлены на Адмиралтейскую гауптвахту с приказанием доложить, что император велел посадить их под арест. Впрочем, через полчаса подъехала фельдъегерская тройка, и провинившиеся были доставлены в Зимний дворец, где их угостили «отличным обедом с вином»^{1498}. В момент подачи шампанского появился Николай I с бокалом в руке и сказал: «Господа, теперь, когда Вы ели хлеб-соль русского государя, то, вероятно, при встрече узнаете его». После этого он выпил за здоровье университета. Один из студентов, Оже де Ранкур, добавляет, что император сказал еще: «Ежели я сравнял Вас с офицерами, то и требую от Вас того же чинопочитания»^{1499}.