В Петербурге краткий маршрут Николая Павловича пролегал по Дворцовой набережной, на которую император отправлялся в простой шинели, раскланиваясь со знакомыми. Время этой личной прогулки не фиксировалось в камер-фурьерских журналах. Как отмечала бывшая смолянка А. И. Соколова, «император выходил ровно в девять и, смотря по погоде, прогуливался час или полтора своим крупным и довольно быстрым шагом»{1513}. Это свидетельство вызывает некоторые сомнения. Скорее всего, прогулки начинались раньше и не были столь продолжительными. Дело в том, что, как свидетельствуют камер-фурьерские журналы и воспоминания современников, в 9 часов утра Николай Павлович принимал министров и других высокопоставленных лиц. Находилось время и для докладов генералов и флигель-адъютантов. Так как они приходили рано, то для их завтрака кухонная служба ежедневно готовила угощение в виде пулярок, рябчиков, языков и телячьей печенки на сумму от 7 до 10 рублей ассигнациями в день{1514}. Перед приемом посетителей в девятом часу Николай Павлович обычно успевал зайти на половину супруги.
Министрам и руководителям ведомств, имевшим право личного доклада государю, как уже отмечалось, были установлены особые дни для доклада. Для посетителей, приглашенных дополнительно, выкраивалось время после основных докладов. Воскресенья также были приемными днями. На протяжении многих лет именно в воскресенья Николай Павлович принимал представителей дворянства из разных губерний, например смоленских или новгородских. Однажды он перепутал дни недели и назначил прием предводителей дворян на 12 часов дня, оказавшегося субботой. Чиновник Собственной Его Императорского Величества Канцелярии М. В. Белинский, немного пугаясь от собственной смелости, положил в портфель для доклада императору записку, в которой робко напоминал, что за 15 лет не было примера, чтобы прием дворян назначался на субботу. Записка вернулась с карандашной пометкой Николая Павловича: «А я и забыл, что сегодня суббота»{1515}.
Приемы проходили по отработанному сценарию, который отражен в описании конфиденциального разговора с императором 28 сентября 1846 года С. В. Сафонова — начальника канцелярии кавказского наместника М. С. Воронцова. Вот как встретил своего старого знакомого император: «…По полученному мною накануне письменному приказанию г. военного министра, я отправился в Царское Село и явился к нему в 9 1/2 часов. В 10 часов я отправился с ним из Старого дворца в Новый. Мы ожидали в комнате перед кабинетом государя около четверти часа. Затем вышел из кабинета камердинер его величества и позвал князя Чернышева. Доклад его сиятельства продолжался около получаса. По выходе из кабинета князь Чернышев сказал мне, что государь займется с Адлербергом и потом примет меня. Прошло еще около получаса. Я услыхал звон колокольчика и вслед за тем, в 11 3/4 часов, двери снова отворились, вышел камердинер и сказал мне: «Пожалуйте к государю». Я вошел в кабинет. Его Величество стоял посреди комнаты в сюртуке Семеновского полка без эполет. Я поклонился. «Здорово, — сказал Его Величество, — любезный Сафонов! Очень рад тебя видеть», — и протянул мне руку. Я поцеловал плечо государя. — «Садись», — сказал Его Величество и указал мне стул у окна. Сев против меня, он начал разговор, продолжавшийся около полутора часов»{1516}.
В этом описании много характерных черт, в частности, вызов посетителей через камердинера (а вовсе не ударом в барабан, как писали некоторые «историки») и прием стоя (не сидя, чтобы не вставать) посредине комнаты. Известен и другой вариант приема посетителей — стоя, рядом с письменным столом. Так, например, император принимал арестованного И. Д. Якушкина в 1826 году или плененного старшего офицера с английского парохода-фрегата «Тигр» Альфреда Ройера в 1854 году. Иногда посетителей вводили и в пустую комнату, как это было во время приема новгородских дворян 22 августа 1831 года. Тогда они были приглашены в приемную комнату Малого дворца (дело происходило в Царском Селе после обряда крещения новорожденного Николая Николаевича). Приемная комната имела два окна, три двери; в ней находились диван и несколько кресел, на стенах висели картины. Государь вышел тогда из боковой двери, которую «сам изволил затворить»{1517}.