Николай I

Питался Николай Павлович весьма умеренно, что было характерно для него с детства. Как отмечал М. А. Корф на основе журналов воспитателей, в возрасте шести лет великий князь «утром обыкновенно пил чай. За обедом обыкновенно кушал немного, за ужином иногда довольствовался куском черного хлеба с солью»^{1528}. В воспоминаниях самого Николая Павловича о детских годах присутствует только один гастрономический факт. Он запомнил, как находившийся с визитом в Петербурге еще при Павле I шведский король Густав-Адольф подарил ему «фарфоровую тарелку с фруктами из бисквита»^{1529}. С детских же лет Николая Павловича отличало упорство в достижении цели, переходящее в упрямство, проявляющееся подчас и в отношении приема пищи. Великие князья Николай и Михаил любили икру и мороженое. Но когда врачи запретили Михаилу употреблять эти деликатесы, то в знак солидарности с братом, как отмечено в журнале от 9 марта 1803 года, от них отказался и Николай^{1530}. И неизвестно ни одного документального или мемуарного свидетельства их употребления Николаем Павловичем в дальнейшем, хотя следует отметить, что мороженое подавалось на императорский стол ежедневно. В апреле 1811 года, когда у него расстроился желудок, доктор Рюль запретил великому князю есть за обедом жареную баранину со шпинатом, в связи с чем это блюдо было заменено телячьими котлетами. Великий князь настойчиво продолжал просить баранину, а когда ему было в том отказано, заявил, что «ничего не хочет, потому что сыт»^{1531}.

При всей непритязательности вкусов императора документы свидетельствуют о довольно широком ассортименте придворного стола. Так, в соответствии с кофешенскими и тафельдекерскими ведомостями, когда Николай Павлович утром пил, или, как тогда говорили, «кушал» чай, то к нему дополнительно от пекаря выдавались на «фрыштик» (завтрак) кисло-сладкий хлеб, две круглые булки и заготовленные впрок сухари (длинные, круглые и «шпанские»). Сухари для императора должны были быть без пряностей. На день метрдотель выдавал в кабинет Николая I (для потребления вне общего стола, но не только личного, а и для угощения гостей) сахару-«рефинаду» 2 фунта (819 г, считая в русском фунте 409,5 г), черного и зеленого чаю «фамильного», то есть лучших фирм по 18 золотников (97 г, считая в золотнике 4,266 г), кофе ливанского 3/4 фунта (103 г), а также сливки, различные булки и крендели (сдобные, сахарные, с анисом, солью). Упоминаются также «витушки» и «палочки». На Пасху предусматривались куличи^{1532}, а на Масленицу — утренние блины. Для приготовления кипятка и нагревания пищи в суточных «продуктовых наборах» предусматривался спирт для горелок. После утреннего чая, за которым следовали прогулка, работа с бумагами или прием отдельных посетителей, Николай Павлович в десятом часу заходил на половину Александры Федоровны выпить кофе с молоком в присутствии семьи.

Императрица не была столь страстной любительницей кофе, как Екатерина II или Мария Федоровна, но разделяла общую привычку к кофе не только немецких принцесс, но и петербургских женщин (в то время как мужчины традиционно предпочитали чай). В то же время в связи с модой на всё английское церемония чаепития приобретала большое значение. Чайные сервизы производились на Императорском фарфоровом заводе и выписывались из Англии. Таможенные пошлины в этих случаях выплачивались из сумм Кабинета Его Императорского Величества.

Соблюдение этикета и престиж Дома Романовых заставляли устраивать обеды с большим количеством приглашенных, хотя Николай Павлович по возможности старался избегать излишнего многолюдья. 25 июня 1826 года (в первый день рождения после вступления на престол) за обеденный стол кроме императорской четы сели брат Александры Федоровны прусский принц Карл, а также Александр и Эрнст Вюртембергские. За отдельным кавалергардским столом угощалось 37 персон^{1533}. Под «кавалергардским» столом в данном случае понимался «маршальский» стол, то есть стол обер-гофмаршала. Дело в том, что еще при Павле I началось упрощение громоздкого дворцового хозяйства, и в штате 30 декабря 1796 года предусматривались три категории столов, включая «гофмаршальский», «обер-гофмейстерины» (для придворных дам) и «начальника кавалергардских рот». Описывая петергофские праздники 1846 года, В. В. Гаффнер отмечал характерную деталь: «При здешнем дворе делается не так, как у нас, и императорская фамилия обедает и ужинает одна, а весь двор обедает с камергером, где бывает от трехсот до четырехсот человек»^{1534}.

A propos