Николай I

Об отношении Николая I к партикулярной одежде свидетельствует случай, о котором И. С. Тургенев рассказывал в Лондоне А. И. Герцену. Присутствовавшая при разговоре Н. А. Тучкова-Огарева вспоминала: «Всем известно, что Николай Павлович предпочитал штатской службе военную службу; особенно терпеть не мог, чтоб оставляли военную службу для штатской. Как-то случилось, что граф Т… оставил службу и взял отставку. Кажется, год спустя, находясь в Петербурге, Т… был приглашен к коротким знакомым на раут, куда и отправился в простом пиджаке. На его беду совершенно неожиданно явился туда и Николай Павлович. Он прохаживался по залам; его высокий рост позволял ему различить всех и в густой толпе. Заметив Т… который тоже был высокого роста, Николай Павлович направился в его сторону… и стал всматриваться в его костюм. «Vous — Ah! Mon sher T. (Ах, мой дорогой T. — Л. В.). Как Вы разоделись! Как это называется?» — «Peatjack, votre majesté (пиджак, Ваше Величество)». — «Как?» — переспросил Николай Павлович. «Peatjack, votre majesté», — повторил Т… с сильным сердцебиением. «Недурно, но какая разница с военным мундиром»^{1484}. Еще несколько раз Николай Павлович переспрашивал графа, делая вид, что забывает название пиджака, пока граф не спрятался за колонну, а затем и вовсе ретировался с раута.

А вот насмешек над военным мундиром Николай Павлович не признавал даже в театральных постановках. Однажды один из его любимых артистов А. М. Максимов спросил императора: «Можно ли на сцене надевать настоящую военную форму?» Государь ответил: «Если ты играешь честного офицера, то можно; представляя же человека порочного, ты порочишь и мундир, и тогда этого нельзя!» Однажды А. М. Максимов в водевиле «Путаница» все-таки надел мундир офицера лейб-гвардии Конно-пионерного полка, так что в антракте в закулисной полутьме Николай I принял его за настоящего офицера и долго всматривался, пытаясь узнать, пока не понял свою ошибку: «Фу, братец, я тебя совсем не узнал в этом мундире»^{1485}. Недовольство Николая Павловича вызвало осмеяние в одном из произведений, опубликованных в журнале «Сын Отечества» в 1842 году, фельдъегеря. Цензор А. В. Никитенко, пропустивший этот эпизод, несмотря на протекцию А. X. Бенкендорфа, был отправлен на одну ночь на гауптвахту, так как насмешкам подвергся государственный служащий, исполняющий различные поручения императора. Весной 1854 года морской агент в Лондоне И. А. Шестаков прибыл в Петербург со срочной и конфиденциальной информацией, особенно важной в связи с тем, что Англия готовилась вступить в войну с Россией. Однако первым делом, как вспоминал сам И. А. Шестаков, он направился к канцлеру К. В. Нессельроде, чтобы предстать перед Николаем I по полной форме: «В Англии был со мною один мундир. И зная, что никакие причины не извинят военного, дерзающего ехать по России в общечеловеческом платье, я сшил себе у Пуле, что он считал военным сюртуком, но нигде не мог достать иных пуговиц кроме английских. Если б я предстал перед Николаем Павловичем в сюртуке пулевского покроя, привезенное мною нерадостное известие показалось бы еще неприятнее, а война с англичанами началась бы, без сомнения, поручением коменданту взять в полон обангличаненного вестника»^{1486}.

Малейшее нарушение формы одежды или ошибка «в исполнении приема» не ускользали от строгого взора императора. Служивший одно время поэт А. А. Фет передает случай, о котором рассказывали в гвардии. Когда цесаревич Александр Николаевич показал отцу одну из первых фотографий, запечатлевших парад на Марсовом поле, которым сам же командовал, государь первым делом обратил внимание на солдата, поправлявшего сбитый кивер, что во время смотра осталось незамеченным. «Посмотрите, Ваше Высочество, — сказал он, обращаясь к наследнику, — что у Вас делается, когда меня встречают»^{1487}. Впрочем, в отличие от своего младшего брата Михаила Павловича, он мог все же проявить и сочувствие. Так, при встрече в 1852 году на Мариинской площади с больным водянкой гвардейским поручиком, оказавшимся в незастегнутом сюртуке и без сабли, государь посмотрел только в молящие о пощаде глаза офицера и молча прошел мимо. Дело осталось без последствий, хотя в таких случаях нарушителя обычно ожидал перевод из гвардии в армию тем же чином.