Николай I

Любовь к солененькому, а также предпочтение русской кухне сближали Николая Павловича с Петром I. Как отмечал А. В. Эвальд, Николай Павлович хитрым французским блюдам «предпочитал простые русские кушанья, в особенности щи да гречневую кашу, которая, если не ежедневно, то очень часто подавалась ему в особом горшочке»^{1566}. Дорогие рыбные деликатесы он не любил. Отправляясь в Москву, император делал остановку в Ижоре и обычно заказывал там два блюда. Однажды купечество решило угостить государя ухой из больших свежих стерлядей. Николай Павлович разгневался и уехал, даже не пообедав^{1567}. Когда в августе 1840 года рыбак Степан Гусев поднес по инстанции для императора сорок одну живую стерлядь, то ему было заплачено по подрядным ценам из сумм Придворной конторы, а рыба выпущена в Сергиевский пруд. Министр Императорского двора предписал следить, чтобы в Петергофе, а также в Александрии и Знаменской «никем не была подносима рыба их величествам»^{1568}. По воспоминаниям современников, «в путешествиях своих государь Николай Павлович удивительно как умерен в своей пище и раз навсегда приказал своему maître d’hôtel Миллеру, чтобы за обедом у него никогда не было более трех блюд, что и решительно исполнялось». Однажды, с разрешения А. Ф. Орлова, Миллер после первого блюда внес форели (перед этим пойманные). «Что такое, — громко сказал государь, — четвертое блюдо? — Кушайте его», — сам, бросив салфетку на стол, ушел в другую комнату»^{1569}. В последние годы жизни Николай Павлович предпочитал овощные блюда, суп из протертого картофеля и компот.

А вот о своем окружении император заботился как подобает. Когда в 1836 году во время известного дорожного происшествия он сломал ключицу, то был вынужден две недели провести в городе Чембаре. Не в последнюю очередь для комфортабельной жизни сопровождавших его в той поездке В. Ф. Адлерберга и А. X. Бенкендорфа (всего с прислугой было 19 человек, не считая императора) специальным курьером из Пензы стали доставлять вина, фрукты и «колониальные товары» и даже говядину, хлеб и сливочное масло, так как качество местных продуктов не устраивало. Во всяком случае, в одном из писем А. X. Бенкендорф сообщает, что «судаки и лещи оказались сонными, а говядина с духом»^{1570}. После того как вина в Пензе были признаны плохими, их стали выписывать из Москвы.

Сохранившаяся приходно-расходная книга винного погреба Зимнего дворца за 1849 год свидетельствует о широком ассортименте вин и других напитков. Наиболее потребляемыми были красные бордоские вина: Шато-Лафит из западного винодельческого района Франции, произведенные в департаменте Жиронда из винограда поместья Шато-Лафит в Польяке и Медок одноименного района по побережью рек Гаронны и Жиронды. Это были тонкие классические сухие вина (до 12 градусов алкоголя). На третьем месте оказалось крепкое сухое вино типа Мадеры (Мадера и Мальвазир Мадер). Четвертое место занимало шампанское. В 1849 году (не учитывая погребов загородных резиденций) было выпито 2064 бутылки, из них по мундшенской для Его Величества выдано 950 бутылок, не считая еще 20, взятых императором в дорогу во время путешествия в Варшаву (вероятно, для находившегося там брата Михаила Павловича). Из этого количества 213 бутылок было выпито в январе, во время новогодних празднеств. Торговые марки не указаны, но среди них могли быть знаменитые «Аи» и «Вдова Клико». На пятом и шестом местах оказались снова бордоские вина, но уже белые. Это прежде всего Го-Сотерн, производившееся в сорока километрах к югу от Бордо из белого винограда («для тонких» на две трети из сорта Семильон и на одну треть Совиньон) из завяленных ягод, уже подвергшихся под воздействием грибка благородному гниению, что повышало сахаристость золотистых по цвету сотернских вин. Далее отдельной графой указано тоже белое вино Барзак из Ле-Блага, популярное среди фрейлин (997 бутылок). На седьмом месте находился Вейн де Грав — вино из местности к югу от Бордо по левому берегу Гаронны, где производилось как простое красное, так и столовое белое вино. Популярны были также испанские вина большой выдержки «Покарет» (Пахарате или Малага Крема), собственно Малага и Херес. Наиболее ценные из них были получены в дар от испанского посла. Из бордоских вин можно отметить также Сен-Жульен^{1571}.