Великая княжна Ольга Николаевна познакомилась с П. Д. Киселевым двенадцатилетней девочкой и посвятила его характеристике полстраницы своих мемуаров: «Совершенно независимый в своих взглядах, всегда полный блестящих идей, образованный и в то же время всегда готовый научиться еще чему-нибудь, он даже в разговорах с Папа, который с ним очень считался, сохранял свою независимость. Один из одареннейших деятелей тогдашнего царствования, с 1835 года он стал членом всех тайных комитетов по крестьянскому вопросу. С этих пор в течение пятнадцати лет он оставался всегда дорогим гостем нашего дома. В разговорах с глазу на глаз Папа любил противоречия, даже охотно вызывал на них, и он особенно любил свободную манеру Киселева в разговорах»{536}
. Ольга Николаевна была не одинока в своих оценках. 3 июня 1834 года А. С. Пушкин записал в дневнике: «Обедали у Вяземского: Жуковский, Давыдов и Киселев. Много говорили о его правлении в Валахии. Он, может быть, самый замечательный из наших государственных людей, не исключая Ермолова, великого шарлатана»{537}.Впрочем, бюрократическая система оказывала свое влияние даже на талантливых от природы людей, к которым, несомненно, относился П. Д. Киселев. После воцарения Александра II он был направлен послом в Париж, где долгое время, с 1829 по 1855 год, на различных постах, в том числе чрезвычайного и уполномоченного министра, находился его брат Н. Д. Киселев. Язвительный П. В. Долгоруков из своего европейского «далека» писал: «Да, граф Киселев, несмотря на его либеральные принципы, всегда оставался царедворцем и как таковой всю жизнь умел приноравливаться ко всем партиям, ко всем убеждениям. В России он был ласков и любезен с теми, которые были выразителями общественного мнения. В обращении с другими европейская вежливость исчезала. И этот министр, такой обаятельный в обществе, постоянно говорил «ты» подчиненным чиновникам и офицерам (следует отметить, что такова была традиция, которой следовал и Николай Павлович.
Высшей надзирающей политической, а в необходимых случаях и военной властью в окраинных регионах России и в обеих столицах был институт генерал-губернаторов, а с 1832 года в Польше и с 1844 года на Кавказе — наместников. Уже на закате царствования Николая I, в 1853 году, была издана инструкция генерал-губернаторам, которая подытожила их обязанности и полномочия и надолго стала руководством к действию. В ней отмечалось, что генерал-губернаторы — «главные блюстители неприкосновенности верховных прав самодержавия, высшего правительства по всем частям управления во вверенном ему крае»{541}
. Генерал-губернатор должен заботиться о благочинии дворянства, воспитании юношества в правилах доброй нравственности, веры и преданности, заниматься развитием сельского хозяйства, промышленности и ремесел. В случае объявления данной местности на военном положении им предоставлялись особенно широкие права. При генерал-губернаторах находилась только канцелярия, а их распоряжения исполнялись через органы губернского управления. Генерал-губернаторы по своему статусу были приравнены к министрам, имели право личного доклада императору и непосредственного обращения в Сенат.«Ба! Да я Вас всех знаю!»:
Местная администрация
Как отмечал В. О. Ключевский, «столь развитый правительственный механизм требовал множества рабочих рук. Царствование Николая I было временем развития чиновничества, знати, табели о рангах»{542}
. К началу 60-х годов XIX века в России числились 62 губернии и области (50 — в европейской части, 3 — в Предкавказье и 9 — в Сибири) с 550 уездами. Продолжающаяся в это время бюрократизация государственного управления привела к дальнейшему увеличению числа чиновников, а их удельный вес в составе всего населения, по подсчетам Б. Н. Миронова, вырос за время царствования Николая с 4,2 до 6,0 %{543}. Но не Николай породил бюрократию, она досталась ему от старой России. Отношение к ней общества было почти однозначным. В одном из отчетов А. X. Бенкендорфу М. Я. Фок писал в августе 1826 года: «В продолжении двадцати пяти лет бюрократия питалась лихоимством, совершаемым с бесстыдством и безнаказанностью»{544}.