Николай и Александра

Почти выздоровевшая Вырубова обедала с Лили Ден. Услышав шум и суматоху, она вскочила из-за стола и, взяв кипу личных бумаг, бросила их в огонь, после чего забралась в постель. Вырубова вспоминает: "Я вся похолодела и сказала Лили, что это идут за мной". Минуту спустя вошел Керенский и сразу заметил, что в камине жгли бумаги. "Окруженный офицерами, в комнату вошел с нахальным видом, маленького роста бритый человек, крикнув, что он министр юстиции и чтобы я собралась ехать с ним сейчас в Петроград, - продолжает Вырубова. - Увидев меня в кровати, он немного смягчился и дал распоряжение, чтобы спросили доктора, можно ли мне ехать; в противном случае обещал изолировать меня здесь еще на несколько дней. Граф Бенкендорф послал спросить доктора Боткина. Тот, заразившись общей паникой, ответил: "Конечно, можно".

Выйдя из комнаты Вырубовой, Керенский прошел мимо комнаты Жильяра. Полагая, что швейцарец, гражданин республики, ему друг, приветливо кивнул ему и сказал: "Все в порядке".

Закончив к этому времени обед, государь и императрица были готовы принять посланца Временного правительства. Проводив гостя в классную комнату, Бенкендорф оставил его у дверей и вошел доложить о приходе министра. Затем, распахнув дверь, торжественно произнес: "Его величество ждет вас". Бенкендорф вспоминал эту встречу: "Керенский был возбужден; он не мог стоять спокойно, трогал предметы, лежавшие на столе, походил на человека не в своем уме, говорил бессвязно".

Керенский и сам признавался, что очень нервничал при встрече с императором: "Откровенно говоря, мне было не по себе, когда я впервые встретился с Николаем II. Слишком много ужасного было в прошлом связано с его именем. Проходя одно помещение за другим, я пытался справиться со своим волнением... Когда я вошел в комнату, во мне произошла мгновенная перемена... Вся семья сгруппировалась в беспорядке вокруг маленького столика около окна. Человек среднего роста в военной форме, отделившись двинулся нерешительно мне навстречу со слабой улыбкой на устах. Это был император... Остановился, как будто колебался, что ему делать. Он не знал, как я поступлю. Должен ли он был принять меня как хозяин дома или же ожидать моего обращения к нему? Протянуть ли руку или ожидать моего поклона?

Я почувствовал его затруднение, как и всей семьи, перед страшным революционером. Я быстро подошел к Николаю II и с улыбкой протянул руку, назвав себя... Он с силой пожал мне руку, улыбнулся и, заметно успокоенный, провел меня к соей семье. Его сын и дочери, поглощенные любопытством, пристально смотрели ан меня. Но Александра Федоровна стояла, прямая и строгая, гордая и непримиримая. Она медленно, словно нехотя, протянула мне руку... Я справился о здоровье членов семьи, сказал, что их родственники за границей беспокоятся о них... обещал им без задержек доставлять все известия... Спросил, нет ли каких-либо претензий, хорошо ли держит себя стража, не нуждаются ли они в чем-либо. Я просил их не беспокоится, не огорчаться и положиться на меня. Они благодарили меня. После этого мы с императором вошли в соседнюю комнату, где я еще раз заверил его, что они в безопасности. К нему вернулось его необыкновенное спокойствие. Он спросил, какова обстановка на фронте и пожелал нам успеха в выполнении нашей трудной задачи".

Описывая события того дня, Керенский ничего не говорит об аресте Анны Вырубовой и Лили Ден. Вырубова так описывает их прощание с государыней: "Императрица сквозь рыдания сказала, указывая на небо: "Там и в Боге мы всегда вместе". Я почти не помню, как меня от нее оторвали. Волков все повторял: "Анна Александровна, никто - как Бог". Посмотрев на лица наших палачей, я увидела, что и они в слезах". Обращаясь к Лили, императрица проговорила: "Лили, страданиями мы очищаемся для иной жизни. Это прощание ничего не значит. Встретимся в ином мире". Оставив во дворце свою любимую собачку Джемами, Вырубова, упираясь костылями, поковыляла к автомобилю и с трудом села рядом с Лили Ден. "Машина тронулась, навсегда увозя меня из Царского Села, - вспоминала впоследствии Анна Александровна. - Мы с Лили прижались лицом к стеклу, пытаясь разглядеть любимые лица тех, кого мы покидали. В окнах детских стояли Государыня и дети: их белые фигуры были едва заметны. День был пасмурный и холодный; у меня кружилась голова от слабости и волнения". Наутро Лили Ден освободили. Анне же Вырубовой предстояло просидеть пять месяцев в холодном каземате Петропавловской крепости.