"Каждый шаг Их Величеств записывался, - вспоминает в мемуарах А.А.Вырубова. - Если Государыня заказывала экипаж к известному часу, камердинер передавал по телефону на конюшню, о чем сейчас же докладывалось Дворцовому Коменданту, который передавал приказание быть на чеку всей полиции... Стоило Государыне остановиться где или поговорить со знакомыми, чтобы этих несчастных сразу обступала... полиция, спрашивая фамилию и повод их разговора с Государыней".
Государь редко сопровождал супругу во время таких прогулок. Он предпочитал вылазки верхом в обществе графа Фредерикса или же генерала Александра Орлова, командовавшего Уланским ее императорского величества полком. Направлялись они обычно в сторону Красного Села, мимо окрестных деревень. Нередко во время поездок император останавливался поговорить с крестьянами. Расспрашивал их о жизни, деревенских проблемах, видах на урожай. Рассчитывая встретить государя, приходили и крестьяне из других местностей, чтобы передать ему прошение или обратиться с какой-то просьбой. Почти всегда просьбы эти удовлетворялись. [(Генерал Спиридович со слов А.Мосолова рассказывал следующую историю, похожую на легенду. Однако этот полицейский генерал, человек практичный и добросовестный, не таков, чтобы рассказывать сказки.
Засидевшесь допоздна в одной из комнат Петергофского дворца, предназначенной для приема посетителей, генерал Орлов услышал странный звук, доносившийся из прихожей. Там он обнаружил девушку, которая горько рыдала. Бросившись генералу в ноги, она рассказала, что жениха ее приговорили к смертной казни и что утром приговор будет приведен в исполнение. По ее словам, он студент, больной чахоткой, связавшийся с революционерами. Незадолго до ареста он попытался оставить подрывную деятельность, но "товарищи" ему не позволили это сделать. Он и без того умрет от болезни, объясняла девушка. Обняв генерала за ноги, заливаясь слезами, она умоляла передать царю ее просьбу помиловать юношу. Тронутый слезами девушки, генерал, несмотря на поздний час, приказал подать тройку и поехал в Александрию. Однако камердинер не пустил его. Спустя несколько минут появился царь и спросил: "Что случилось?" Орлов ответил, в чем дело. "Я очень благодарю Вас за то, что Вы так поступили. Когда можно спасти жизнь человеку, не надо колебаться. Слава Богу, ни Ваша, ни Моя совесть не смогут нас в чем-либо упрекнуть". Государь вышел и передал Орлову 2 телеграммы: на имя Министра Юстиции и Коменданта Петропавловской крепости: "Задержите казнь такого-то. Ждите приказаний. Николай". "Бегите на Дворцовый телеграф, - прибавил Государь, - отправьте телеграммы и одновременно телеграфируйте Министру Юстиции и Коменданту..." По освобождении жених девушки был осмотрен придворным врачом, по словам Мосолова, и послан на счет Государыни в Крым". Потом Орлов получил от молодых письмо, где указывалось: "Что бы не случилось, мы готовы отдать свои жизни за Государя". "Видите, как Вы хорошо сделали, что послушались (внутреннего голоса). Вы осчастливили двух людей", - сказал Государь. (Прим. автора).)]
"Чай подавали ровно в пять часов. Процедура всегда была одинаковой. Из года в год на покрытые белыми скатертями столы ставились все те же стаканы в серебряных подстаканниках, те же тарелки с горячими булками, то же английское печенье. Ни пирожных, ни иных лакомств не было". Своей фрейлине и подруге Анне Александровне Вырубовой государыня жаловалась: "У всех бывает вкуснее чай, чем у нас, и более разнообразия". При высочайшем дворе, если это заводились, то так и оставалось с Екатерины Великой до нашего времени, - писала Вырубова. - Залы с натертым паркетом и золотой мебелью душились теми же духами, лакеи и скороходы, одетые в шитые золотом кафтаны и головные уборы с перьями, переносили воображение в прежние века, как и арапы в белых чалмах и красных рейтузах. Садясь за чайный стол, Государь брал кусочек калача с маслом и медленно выпивал стакан чая с молоком... Затем, закурив папиросу, читал агентские телеграммы и газеты, а Императрица работала. Пока дети были маленькие, они в белых платьицах и цветных кушаках играли на ковре с игрушками, которые сохранялись в высокой корзине в кабинете Государыни; позже они приходили с работами. Императрица не позволяла им сидеть сложа руки..."
После чая император возвращался к себе в кабинет. До восьми вечера он принимал посетителей. Те, у кого было какое-то дело, приезжали поездом из Петербурга, когда над Царским Селом опускались сумерки. В ожидании, пока царь освободится, гости могли посидеть в приемной, листая книги и журналы.