Николай и Александра

По вечерам императрица облачалась в белые или кремовые шелковые платья с серебряным шитьем и вышивками гладью, украшала волосы бриллиантами и надевала жемчужное ожерелье. Шелкового белья не любила, предпочитала белье и украшенные вышивкой ночные сорочки из тонкого полотна. Туфли были на низком каблуке, с острым носком, обычно из золотистой и белой замши. Выходя из дому, даже если надевала шляпку с широкими полями, Александра Федоровна брала с собой зонт от солнца.

Вспоминая день, когда Лили фон Ден представили императрице в Царском Селе, - это случилось в 1907 году, - фрейлина описывает врезавшуюся ей в память встречу: "Среди густой зелени показалась высокая, стройная женщина... Государыня была в белом, в шляпке, драпированной белой вуалеткой. Нежное белое лицо... рыжевато-золотистые волосы, синие глаза, гибкая фигура. Помню, что жемчуга в ожерелье были великолепны. Всякий раз, как императрица поворачивала голову, в бриллиантах ее серег вспыхивали огни... Я обратила внимание на то, что по-русски она говорит с заметным английским акцентом".

Зима для царских детей была порой нескончаемых уроков, которые начинались в девять утра. Учителя преподавали им арифметику, географию, историю, русский, французский и английский языки. Перед началом занятий их осматривал лейб-медик доктор Евгений Сергеевич Боткин, проверяя, не воспалено ли у них горло и нет ли сыпи. Помимо Боткина, за здоровьем детей следил приезжавший из Петербурга доктор Острогорский. Позднее появился молодой доктор Деревенко, специально приставленный к больному гемофилией цесаревичу. Но больше всех дети любили доктора Боткина. Это был высокий, видный господин в темно-синем сюртуке с золотой цепочкой от часов на животе. От него всегда пахло крепкими парижскими духами. Когда юные великие княжны были свободны, они любили ходить из комнаты в комнату, отыскивая доктора по запаху.

В одиннадцать утра царь и дети оставляли занятия и отправлялись на часовую прогулку. Иногда, захватив ружье, царь стрелял в парке в ворон. У него было одиннадцать великолепных английских колли, которых он любил брать с собой на прогулку, и те прыгали и резвились вокруг хозяина. Зимой вместе с детьми и их учителями Николай Александрович сооружал ледяные горы из больших снежных комьев, облитых водой, с которых можно было спускаться на санках.

Обед представлял собой целое событие. Императрица за трапезой обычно не появлялась, и царь усаживался за стол с дочерьми и свитой. По русскому обычаю перед трапезой священник читал молитву и благословлял пищу. Обычно это делал отец Васильев, законоучитель царских детей. Священник был крестьянского происхождения и не имел высшего теологического образования. Не обладая обширными теоритическими познаниями, отец Васильев был искренне религиозен. Слыша, как своим надтреснутым голосом громогласно произносит слова молитвы священник, императрица думала, что он-то и является воплощением православного русского народа. Как духовник, отец Васильев умел утешить. В каком бы грехе ему не каялись, он улыбался доброй улыбкой и говорил: "Не терзайся. Диавол не творит ничего подобного. Не курит, не пьет, не гуляет, а все же он диавол". Среди придворных, сидевших в шитых золотом мундирах, отец Васильев заметно выделялся. В длинной черной рясе с широкими рукавами, с черной бородой до пояса и большим серебряным наперсным крестом, он походил на большого ворона.

Иногда в столовой появлялся еще один любопытный персонаж. То был француз Кюба, дворцовый шеф-повар. Его тонкое искусство в Царском Селе некому было оценить. Излюбленным лакомством царя был поросенок с хреном, орошаемый рюмкой портвейна. Икра однажды вызвала у государя сильную изжогу, и с тех пор он избегал это изысканное лакомство. Царь предпочитал простую крестьянскую пищу - щи, борщ, кашу, вареную рыбу и фрукты. Александра Федоровна аппетитом не отличалась, и ела как цыпленок. И все же Кюба, величайший кулинар своего времени, надеялся, что среди царских гостей когда-нибудь окажется подлинный ценитель французской кухни. Иногда, приготовив какое-нибудь особенно изысканное блюдо, повар в своем ослепительно белом фартуке и колпаке останавливался в дверях столовой в ожидании похвалы от хозяина и гостей.

Пополудни, когда дети еще занимались, императрица часто отправлялась покататься. Распоряжение "приготовить к двум часам карету ее величества" служило сигналом, после которого в конюшне начиналась бурная деятельность. Выкатывалась открытая английская коляска, сверкающая лаком, запрягались лошади, на запятках "кареты Государя и Императрицы стояли гайдуки в высоких шапках и синих кафтанах; за Великими Княжнами и Наследником скакали конвойцы. Появлялся толстый кучер в медалях, которого несколько конюхов начинали подсаживать, запахивать на нем кафтан и подавать вожжи. Усевшись, кучер неизменно крестился, конвойный офицер вставал на подножку, и пора медленно ехала с нашего двора под арку, а оттуда в ворота Александровского парка", - вспоминала Т.Боткина.