Николай II (Том II)

Николай Александрович привстал на одно колено и приколол к груди корнета белый с золотом орденский крест Святого Георгия. Юноша дёрнулся, узнав Государя, и попытался сесть в своей кровати. Император с недюжинной силой подхватил его и обнял, прижал к своей груди, поцеловал… Ловкие санитары подложили со всех сторон подушки, и Государь бережно опустил худое тело юноши в белую воздушную, словно облако, гору. Потом он присел на стул и устремил добрые, наполненные горячим участием голубые глаза на раненого.

– Держись, мой мальчик!.. – тихо, но твёрдо сказал он. – Я буду молиться за тебя вместе с твоими родителями… Я знаю, что ты – единственный сын, поэтому – держись!.. Бог милостив к героям, и ты – один из них!..

Серое, бескровное от ужаса смерти лицо юноши просветлело, в потускневших глазах затеплилась жизнь. Он прошептал слова благодарности – нет, не Государю Всея Руси, а человеку, брату, отцу с таким простым и чудотворным именем – Николай…

Тот вдох счастья, который он испытал, увидев и услышав обожаемого монарха, наверное, потряс его и принёс перелом в болезни. Свершилось чудо, и гангрена отступила…

В тот день Государь побеседовал и поддержал своим участием всех, кто лежал в этой палате, прошёл и по другим палатам, уделив доброе внимание каждому. Он узнал Петра, от души порадовался его Георгиевскому кресту, подбодрил его и поздравил со следующим чином – штаб-ротмистра, который решил пожаловать ему за храбрость. При этом, лукаво улыбнувшись, царь пожелал графу Лисовецкому в наградах дойти и до первой степени ордена Святого Георгия. Эти слова и улыбка несказанно обрадовали молодого офицера. Он сразу представил себя в генеральском мундире с широкой лентой «георгиевских» цветов через плечо, с большим белым Георгиевским крестом второй степени на шее и четырёхлучевой звездой с Георгиевским девизом «За службу и храбрость» на левой стороне груди… Потом Пётр вспомнил, что кавалерами всех четырёх степеней ордена Святого Георгия были только четыре человека, и все четверо – генерал-фельдмаршалы русской армии: Кутузов-Смоленский, Барклай-де-Толли, Паскевич-Эриванский и Дибич-Забалканский… Может быть, Государь намекал на что-то большее, чем просто кавалерство в ордене?..

Он знал, что даже низшая, четвёртая степень ордена Святого Георгия, которую недавно получил за разведывательный поиск немецких позиций и короткий бой при этом, где он со своими уланами отбил немецкого генерала от его свиты и притащил к своему командиру, даёт большие привилегии, а чем выше степень, тем привилегий больше. Но ему нужна была только одна привилегия – иметь право предложить свою руку и сердце великой княжне и получить согласие её родителей. Новоиспечённый штаб-ротмистр размечтался о том, что хитрая улыбка Государя могла обещать ему не только высшие знаки ордена Святого Георгия Победоносца, но и эту, самую высшую для него награду…

Не только в палате Петра, но и повсюду в Большом дворце при посещении царя сразу установилась атмосфера душевного контакта измученных ранами людей с вполне земным Человеком-богом, воплощавшим в себе чеканную формулу для каждого российского военного, давшего присягу: «За Веру, Царя и Отечество!»

…Не было ни одного человека в госпитале и в других лазаретах, где также бывала Александра Фёдоровна и откуда в Большой дворец приходила о ней добрая стоустая молва, который не оценил бы и не восторгался той подвижнической работой, которую вела царица в скромном наряде сестры милосердия. Она очень уставала, иногда еле передвигалась на своих больных ногах, постарела и поседела, но каждый день по нескольку часов отдавала раненым. Вместе с ней так же напряжённо трудились, беря с неё пример, дочери Ольга и Татьяна. Даже «младшая пара» – пятнадцатилетняя Мария и тринадцатилетняя Анастасия, когда был открыт в Фёдоровском городке маленький лазарет их имени, каждый день посещали его и приносили с собой в строгую и крахмальную атмосферу лечебного учреждения тепло и даже веселье. Особенно младшая, проказница Настя, которая своими шутками и затеями немало отвлекала раненых от их болячек и страданий.

Пётр крепко подружился с самой младшей, но мгновенно весь замирал, когда в палату входила своей царственной походкой его любовь – Татьяна. Они многого недоговаривали в своих тихих бесконечных беседах. А когда в разговорах наступала пауза, то даже эта тишина рождала чувство счастья.