Николай Коняев. Два лица Власова.

разводить не разрешалось. Выбивались из сил обозные кони. Кончилось горючее, и машины

остановились. Запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия пришлось нести на себе» {25} .

Вот этим солдатам, смертельно уставшим уже по пути к фронту, и предстояло, согласно директиве

Ставки, «прорвать… укрепленные позиции, разгромить… живую силу, преследовать неотступно

остатки разбитых частей, окружить и пленить их…»

Сохранилась запись телефонного разговора К.А. Мерецкова со Ставкой.

«10 января. У аппарата Сталин, Василевский.

По всем данным, у вас не готово наступление к 11–му числу. Если это верно, надо отложить на день

или два, чтобы наступать и прорвать оборону противника. У русских говорится: поспешишь — людей

насмешишь. У вас так и вышло, поспешили с наступлением, не подготовив его, и насмешили людей.

Если помните, я вам предлагал отложить наступление, если ударная армия Соколова не готова, а

теперь пожинаете плоды своей поспешности…»

Следуя примеру нынешних антисталинистов, тут самое время порассуждать о коварстве Сталина,

который, отправив две недели назад личное письмо Мерецкову, спровоцировал командующего

Волховским фронтом на неподготовленное наступление, а теперь отстраняется от ответственности,

перекладывая ее целиком на плечи командующего.

Но можно взглянуть на вопрос и с другой стороны…

В письме даже и намека нет на необходимость ускорить начало операции. Напротив, Сталин

подчеркивал, что наступление не должно размениваться на мелкие стычки. Вот и сейчас он

сдерживает Кирилла Афанасьевича, дает дни, чтобы все–таки подготовиться к прорыву.

Другое дело, что Мерецков от страха уже не способен был адекватно воспринимать слова Сталина.

Кирилл Афанасьевич не понимал даже, что Сталин ждет от него не рапорта о начале наступления, а

конкретного результата — прорыва блокады Ленинграда.

Реакция Мерецкова на разговор со Сталиным была мгновенной.

В этот же день он сместил командующего 2–й Ударной армией генерал–лейтенанта Г. Г. Соколова. Но

сместил не за пригодные только для фельетона приказы по армии, не за бездарность, не за неумелое

управление войсками, а за промедление с наступлением… [61]

«В ночь на десятое января, — вспоминал о своем назначении генерал Н.К. Клыков, — меня вызвали

в Папоротино, где размещался штаб 2–й Ударной армии. Здесь уже находились Мерецков, Запорожец

и представитель Ставки Мехлис.

Выслушав мой рапорт о прибытии, Мерецков объявил:

— Вот ваш новый командующий. Генерал Соколов от должности отстранен. Генерал Клыков,

принимайте армию и продолжайте операцию.

Приказ был совершенно неожиданным для меня. Как продолжать? С чем? Я спросил у

присутствующего здесь же начальника артиллерии:

— Снаряды есть?

— Нет. Израсходованы, — последовал ответ».

Далее Н.К. Клыков рассказывает, как он торговался с Мерецковым из–за каждого снаряда, пока тот не

пообещал армии три боекомплекта.

Для справки отметим, что по штатному расписанию для прорыва обороны противника требовалось

пять боекомплектов, и еще по два боекомплекта полагалось на каждый последующий день

наступления… Мерецков отправлял армию в наступление практически безоружной. Снарядов не

хватало даже на прорыв…

Еще печальнее обстояли дела с обеспечением медицинской помощью.

«Войска уже в бою, — вспоминал потом А.А. Вишневский, — а две армии не имеют ни одного

полевого госпиталя».

Вот так и начиналось это роковое для 2–й Ударной армии наступление.

Очень скоро, уже 17 января, 54–я армия, израсходовав весь боезапас, остановилась, и все усилия по

прорыву сосредоточились на направлении Спасская Полнеть — Любань. Справа наступала 59–ая

армия, слева — 52–я.

2–я Ударная армия шла в центре.

«В девять часов вечера выехал во 2–ю Ударную армию. Днем туда ездить не разрешают. Самолеты и

минометы противника не пропускают ни одной машины. Холодно, густой туман. Дорога узкая,

слышна артиллерийская канонада. Переезжаю Волхов. Проезжаю район «горла» — узкое место

прорыва.

Эта запись (сделана 12 февраля 1942 года) — тоже из дневника фронтового хирурга А.А.

Вишневского.

А вот воспоминания рядового участника прорыва, лейтенанта стрелкового полка 382–й стрелковой

дивизии.

Посмотрим на происходящее его глазами…

Рассказ Ивана Никонова. Начало

Наша дивизия передавалась сначала в 54–ю армию (командарм Федюнинский), потом с

продвижением в 59–ю армию (командарм Галанин), далее во 2–ю Ударную армию (командарм

Клыков, потом Власов). [62]

Двигались в направлении на Грузина. Под Грузином наш полк встретил сильное сопротивление

противника. Один батальон имел потери состава. Был получен приказ сняться и двигаться в

направлении Дубцы.

Немцы закрепились на левом берегу реки Волхов. Полк продвинулся по правому берегу Волхова

южнее Селищенских казарм. Остановился в вершинках оврага для наступления и прорыва обороны

противника и форсирования Волхова. Мороз был выше 40 градусов.

Здесь подвезли в бочках водку, и бойцы пили ее из ковша. Я не рекомендовал своим бойцам пить,

сказав, что в такой мороз сейчас выпьешь, будет тепло, а к утру похмелье пройдет и замерзнешь. Они

послушали и не пили. Когда перед утром была команда двинуться в наступление, то некоторые