Николай Коняев. Два лица Власова.

узнать это Добровольский мог только от своих коллег чекистов, от того же Шварцмана, например.

Едва ли генерал стал бы ему рассказывать такое про себя.

Но для нашего повествования важнее другое.

Важно, что пытки и унижения надломили генерала и оправиться от пережитого ему удалось далеко

не сразу, хотя в ноябре 1941 года Кирилл Афанасьевич уже командовал 4–й армией, которая взяла

Тихвин, а после освобождения города — Волховским, только что сформированным фронтом. [58]

Но в марте сорок второго победы для Кирилла Афанасьевича остались позади.

Директиву Ставки «разбить противника, обороняющегося по западному берегу реки Волхов, и…

главными силами армий выйти на фронт Любань — ст. Чолово», чтобы затем решить задачу по

деблокаде Ленинграда, Мерецкову выполнить не удалось. Обессиленные, измотанные в

бессмысленных боях армии Волховского фронта не сумели даже выйти на рубеж, с которого

планировалось начать основную операцию.

Как справедливо отмечает непосредственный участник боев Иммануил Левин, Любаньскую

операцию можно разбить на два этапа. «Первый, как предписывалось директивой Ставки, поражал

масштабностью и красотой. 59–я, 2–я Ударная, 4–я и 5–я армии прорывают на своих участках

вражеские позиции и, поддерживая друг друга, рвутся строго на Запад с выходом на Волосово и

Лугу».

Этот этап операции Мерецков провалил.

Среди причин провала нельзя не упомянуть и о том, что, предпочитая милую сердцу еще по

временам финской кампании лобовую атаку, Мерецков равномерно рассредоточил танки и орудия по

всему фронту. В результате он не сумел — Тихвинская группировка немцев была зажата с трех сторон

нашими армиями — использовать стратегически выгодное положение и растратил живую силу

армий на выдавливание немцев за Волхов. Только в конце декабря наши войска преодолели этот

рубеж.

Однако главная причина провала операции все–таки не в этом стратегическом просчете, а в страхах

Кирилла Афанасьевича снова попасть в руки нового Шварцмана, в паническом нежелании

Мерецкова брать на себя ответственность.

«Уважаемый Кирилл Афанасьевич! — писал перед Новым годом К.А. Мерецкову И.В. Сталин. —

Дело, которое поручено Вам, является историческим делом. Освобождение Ленинграда, сами

понимаете, великое дело. Я бы хотел, чтобы предстоящее наступление Волховского фронта не

разменивалось на мелкие стычки, а вылилось в единый мощный удар по врагу. Я не сомневаюсь, что

Вы постараетесь превратить это наступление именно в единый и общий удар по врагу,

опрокидывающий все расчеты немецких захватчиков. Жму руку и желаю Вам успеха. И. Сталин.

29.12.41 г.»…

Это письмо Сталина не только не приободрило Кирилла Афанасьевича, а повергло его в панику. К

Новому году Мерецкову совершенно ясно стало, что предложенный Ставкой план уже невозможно

осуществить наличными силами фронта.

Полководец, подобный Г.К. Жукову, возможно, и не побоялся бы [59] объяснить это Сталину, но в

Кирилле Афанасьевиче слишком свежа была память о допросах в НКВД.

Он струсил, и тогда и была совершена первая роковая ошибка.

Кирилл Афанасьевич ввел в наступление свежую 2–ю Ударную армию {24} , не дожидаясь прорыва

немецкой обороны. Как и положено в такой спешке, войска пошли в наступление без необходимого

обеспечения продуктами и боеприпасами.

Положение усложнялось тем, что вел войска 2–й Ударной армии в наступление бывший заместитель

наркома внутренних дел, генерал Г.Г. Соколов, изучавший суворовскую науку побеждать на допросах

на Лубянке.

Невероятно, но, приняв 2–ю Ударную армию, Г.Г. Соколов отдал такой вот, словно бы из злой

сатиры списанный, «суворовский» приказ:

«1. Хождение, как ползанье мух осенью, отменяю и приказываю впредь в армии ходить так: военный

шаг — аршин, им и ходить. Ускоренный — полтора, так и нажимать.

2. С едой не ладен порядок. Среди боя обедают и марш прерывают на завтрак. На войне порядок

такой: завтрак — затемно, перед рассветом, а обед — затемно, вечером. Днем удастся хлеба или

сухарь с чаем пожевать — хорошо, а нет — и на том спасибо, благо день не особенно длинен.

3. Запомнить всем — и начальникам, и рядовым, и старым, и молодым, что днем колоннами больше

роты ходить нельзя, а вообще на войне для похода — ночь, вот тогда и маршируй.

4. Холода не бояться, бабами рязанскими не обряжаться, быть молодцом и морозу не поддаваться.

Уши и руки растирай снегом». (Приказ № 11 от 19 ноября 1941 года)».

В результате под командованием этого генерала, словно бы сошедшего со страниц книг М.Е.

Салтыкова–Щедрина, даже и переход до линии фронта дался 2–й Ударной армии нечеловеческими

усилиями.

«Шли только ночью, днем укрывались в лесу. Путь был нелегким. Чтобы пробить дорогу в глубоком

снегу, приходилось колонны строить по пятнадцать человек в ряду.

Первые ряды шли, утаптывая снег, местами доходивший до пояса. Через десять минут направляющий

ряд отходил в сторону и пристраивался в хвосте колонны. Трудность движения усугублялась еще и

тем, что на пути встречались не замерзшие болотистые места и речушки с наледью [60] на

поверхности. Обувь промокала и промерзала. Подсушить ее было нельзя, так как костры на стоянках