Николай Негодник

Вот тут-то, по мнению Юрия Всеволодовича, татинский князь и допустил ошибку. Не роковую, конечно, но все же… Зачем было отправлять вниз по течению Шолокши плот с повешенным ханом Тузбубеем? От него, правда, не много чего осталось после битвы, но доплыло еще меньше — тут уж постарались прожорливые мартыны. А может, это вовсе и не ошибка была? Обрадованные наследники еще дважды ходили походом и оба раза прямиком к городу, не отвлекаясь на заставы, острожки и мелкие деревни. И опять цены на коней на славельском торгу упали втрое…

— Почто грустишь, княже? — Появившийся на пороге архиерей был бодр и весел. От его могучего голоса дрогнули стекла в окнах, а в налитом до краев ковше пробежала мелкая рябь. — Уныние — грех.

— Садись! — Юрий Всеволодович сам опустился на лавку и подвинул Савве тяжелую посудину. — Будешь?

— Господь с тобой, — перекрестился тот. — Что я, немец какой? И так в прошлом годе трижды нетрезв был, да и в этом уже один раз.

— Нешто в будний день хмельного предложу? — князь отпил и удовлетворенно крякнул. — Квас это черемуховый.

— Тогда буду, — архиерей уселся напротив и протянул руку. — Давай.

Савва приложился надолго, отчего борода его, скрывающая след давнего сабельного удара, задвигалась в такт глоткам. Сразу видно — наш человек. Прежний-то пастырь, ставленый Владиславльским митрополитом, был из греков и квас не жаловал, а наливался ежеутренне романеей да ренскими винами. Немудрено при такой жизни упасть с колокольни, ухитрившись перед тем перерезать себе горло, изображая архангела с пылающим мечом. Вот и наказал Господь за богохульство.

— Так чего грустишь-то? — переспросил архиерей, переводя дыхание.

— Посольство еще неделю назад должно было вернуться, — пояснил князь. — Из Татинца, черти бы его побрали.

— А зачем?

— Зачем вернуться или зачем побрали?

— Не о том спрашиваю. На кой ляд Николаю Васильевичу с нами связываться? Ему вроде и своих забот хватает.

— Уже и по имени-отчеству величаешь? Недавно лишь самозванцем называл.

— Ну и что? — Савва поставил на стол пустой ковш и вытер губы рукавом. — В сем грехе перед Господом я покаялся. Власть, она от Бога, а князь татинский это силой подтвердил. Сам же, небось, не квасу испить его зовешь.

— У меня политика.

— Мне-то уж не ври, — укорил архиерей. — Знаю твою политику.

— Знаешь, — согласился Юрий Всеволодович. — И чего тогда перечишь?

Савва только руками развел. Всем хорош славельский князь, да вот есть у него мечта многолетняя — досадить родичам нелюбимым, из-за которых и покинул стольный Владиславль, забравшись в здешнюю глухомань. Это сейчас в Славеле хорошо и, как говорят проклятые латынцы, цивильно, а во времена былые медведи не только по улицам ходили, но и горшки с кашей из печей воровали.

Но за многие годы княжество окрепло, прибавило земель и разбогатело до такой степени, что родственники перестали досаждать грабежами приграничных деревушек. Но не оттого, что опасались, а просто не хотели разорять то, что считали почти уже своим по лествичному праву. Юрий Всеволодович, по обыкновению своему, и послал бы племянников в кощееву задницу, только это ничего не меняло. Сыновей ему Господь не дал, а единственная дочь, отданная в Гледен за тамошнего князя, погибла вместе с мужем при нападении на город булгар.

— Не хочешь отдавать?

— Не хочу. Вот им, бляжьим детям! — князь Юрий повернулся и ткнул кукишем точно на закат. — Их там осьмнадцать рыл, и все с большими ложками к моему столу. Для того ли все собирал, чтобы потом эти земли по кусочкам растащили? Уж лучше черту лысому отдам.

— Не поминай черта! — повысил голос архиерей и грохнул кулаком, случайно расплющив серебряный ковшик. — Хотя бы при мне не поминай. Тьфу, ввел во искушение.

— Да я…

— Ладно, — отмахнулся Савва. — То для порядку сказано. Грех это малый, а если к пользе Земли Русской, то вроде как и не грех вовсе.

— А покойный отец Павлин говорил… — попробовал усомниться князь.

— Да чего он знал, окромя содомии, тот грек немытый? Настоящий черт, если честно сказать, нечистым не является и направленный умелой рукой, естественно с молитвой, пользу может принести немалую. От пьянства кого отвадить или с колокольни сбросить… Э-э-э… В смысле, если звонарь приболел, то и к обедне прозвонят.

— И не помрут тут же в корчах?

— С чего бы это? Чай, не бесы какие и к диаволову семени отношения не имеют. Ты же домовых демонами не зовешь? А что с хвостом, так и не с такими изъянами живут. У боярина Вечкана жену видел?

— Что, и у нее хвост? — поразился Юрий Всеволодович.

— Ну, так далеко я не заглядывал, — улыбнулся Савва. — К тому веду, что у чертей нрав помягче будет.

Князь усмехнулся в ответ:

— Так вот почему он так в Татинец с посольством рвался.

— И ты его отпустил?

— Да уже и вернуться должен. А что не так?

Архиерей долго молчал, пытаясь расправить злополучную посудину, а потом задумчиво произнес:

— Не нравится он мне.

— И правильно, не баба же…

— Не о том говорю. Мутный какой-то твой боярин.

— Может, пьет тайком? — предположил князь. И тут же себе возразил: — Это вряд ли, уж больно бережлив и за лишнюю куну удавится.