Что касается сплетен, это не совсем верно. Панаева перечисляла лишь предания театральной среды времен ее юности. Удивляет только какая-то недобрая избирательность ее памяти. Князь Шаховской, благодетель и друг ее отца, запомнился огромным животом, обвисшими щеками, лысиной, неумело скрываемой редкими прядями волос. Знаменитая актриса Екатерина Семенова – маленькой жидкой косичкой. Драматург Нестор Кукольник – замечательно неуклюжей наружностью. Балерина Истомина – тучностью и крашеными волосами. Каратыгин – скупостью: в роли Чацкого он держал в руках перчатки, но из экономии никогда их не надевал. Глинка – тем, что, часто заходя к ней в гости на «чай», пил из чашки исключительно коньяк, причем в огромных количествах.
Из «свежих» слухов – литературное воровство А.Н. Островского, который выдавал чужие произведения за свои. Имевшая большой успех комедия «Свои люди – сочтемся» якобы вышла из-под пера «одного пропившегося кутилы, купеческого сына, который принес рукопись Островскому исправить, а тот присвоил ее». И позже драматург не раз пользовался его трудом. Панаева с удовольствием передает слух, будто Островский «пьет без просыпу, и толстая деревенская баба командует над ним».
О пристрастности к Тургеневу уже говорилось выше. Писатель много времени проводил вне Петербурга, но создается впечатление, что он никуда никогда не уезжал и каждый день был тут как тут со своими злокозненностями.
Тургенев нарочно втягивал в спор легковозбудимого Достоевского и доводил его до высшей степени раздражения. Тот лез на стену и защищал с азартом иногда нелепые взгляды на вещи, которые сболтнул в горячности, а Тургенев их подхватывал и потешался. Он без приглашения являлся в ложу, абонированную Панаевой в складчину со своими знакомыми, бесцеремонно садился и закрывал своей широкой спиной происходившее на сцене тем, кто заплатил деньги и теперь вынужден был стоять. Тургенев был постоянно окружен множеством литературных приживальщиков и умел очень ловко вербовать себе поклонников, которые преклонялись перед его мнениями, восхищались каждым его словом, видели в нем образец всяких добродетелей и всюду усердно его рекламировали.
Предсказания Тургенева о литературной будущности его современников почти никогда не оправдывались. У него «тоненький голос, что очень поражает в первую минуту, при таком большом росте и плотном телосложении». Он весь «в хлопотах попасть в светские салоны», а уж проникнув туда, «шляется по светским салончикам» беспрестанно. Впрочем, привести все уничижительные характеристики Тургенева невозможно – пришлось бы процитировать не менее трети мемуаров Авдотьи Яковлевны
Показательно, что Некрасов, в отличие от подруги, любил и ценил Тургенева. Он тепло обращался к другу: «Помнишь, на охоте как-то прошептал я тебе начало рассказа в стихах – оно тебе понравилось; весной нынче в Ярославле я этот рассказ написал, и так как это сделано единственно по твоему желанию, то и посвятить его желаю тебе…» Некрасов писал о Тургеневе Толстому: «На днях мы заговорили о любви – он мне сказал: «Я так и теперь еще, через 15 лет, так люблю эту женщину, что готов по ее приказанию плясать на крыше нагишом, выкрашенный желтой краской!» Это было сказано так невзначай и искренно, что у меня любви к нему прибавилось».
П.В. Анненков, В.П. Боткин, А.В. Дружинин и другие друзья Тургенева по определению противны Панаевой. Она не пропускает ни одной их слабости, смешной черты; для них она находит хлесткие слова.