Николай Некрасов

Результатом бурного процесса сочинительства стал ворох стихов: «Так к 15-ти годам составилась целая тетрадь». Впоследствии, уже после отъезда из Ярославля, она была издана под названием «Мечты и звуки». Не все стихотворения, вошедшие в сборник, были написаны в гимназическое время; исследователи продолжают спорить, какие созданы уже после приезда в Петербург. Вопрос этот трудноразрешим из-за отсутствия данных: практически не сохранилось автографов, в том числе и той самой легендарной тетради («Тетрадки с детскими упражнениями я уничтожил», — говорил поэт перед смертью); нет свидетельств и указаний на время и место создания конкретных стихотворений. В любом случае, если даже значительная часть текстов была написана уже в Петербурге, то в целом эта книга ярославская, своим духом и формой обязанная гимназическому чтению журналов.

Книжка состоит из сорока четырех стихотворений с названиями типа «Ангел смерти», «Горы», «Безнадежность», «Пир ведьмы» и т. п. Это образцовое эпигонское вульгарно-романтическое сочинение. Стихи не только наполнены штампами, которыми автор явно не всегда твердо владеет, допуская комические диссонансы («Невольно сурово глядишь на руину / И думою сходствуешь с нею вполне»; «Нет ни горести, ни страха / На блистательном челе. / То душа, со смертью праха / Отчужденная земле»). Книжка не только наполнена экзотическими картинами, которые сам автор никогда не видел, а вычитывал из стихов других эпигонов («Они манят к той дивной стороне, / Где жизнь сладка, от звуков тает камень, / Где всё восторг, поэзия и пламень» или «Передо мной Кавказ суровый, / Его дремучие леса / И цепи гор белоголовой / Угрюмо-дикая краса»), но и по содержанию вполне эпигонская. Картины удивительных красот завершаются «философическими» раздумьями, представляющими собой преимущественно назидательно высказанные банальности («Жизнь без надежд — тропа без цели, / Страсть без огня, без искр кремень, / Пир буйный Вакха без веселий, / Без слез тоска, без света день»). Титаническая борьба со стихией («Вчера я бесстрашно сидел под грозою /И с мужеством буйным смотрел в небеса, / Не робостью кроткой — надменной мечтою, / Суровой отвагой горели глаза») выливается в благонамеренные сентенции (лирический герой просит смерть прийти за ним не тогда, «Когда душа огнем мучений / Сгорает в пламени страстей», а в тот момент, «Когда я мыслью улетаю / В обитель к горнему царю, / Когда пою, когда мечтаю, / Когда молитву говорю»).

Может быть, единственным проявлением оригинальности во всей «тетрадке» был принцип отбора тем для подражания. Так, у Некрасова совершенно отсутствует специфическая бенедиктовская «эротика» («Люблю я Матильду, когда амазонкой / Она воцарится над дамским седлом, / И дергает повод упрямой рученкой, /И действует буйно визгливым хлыстом. / Гордяся усестом красивым и плотным, /Из резвых очей рассыпая огонь…»). Практически нет у него и исторических сюжетов, которые любили эпигоны (возможно, юный поэт чувствовал себя здесь крайне неуверенно, имея в гимназии «тройку» по этому предмету). Пожалуй, можно увидеть некоторое проявление индивидуальности в предпочтении мрачного колорита, тем смерти и страдания, доминирующих в сборнике, в целом окрашенном довольно пессимистически. Мрачность эта тоже заимствована из журнальных стихов — и, конечно, не потому, что была созвучна струнам души молодого эпигона. Очевидно, она больше всего ассоциировалась у него с поэзией как таковой; задача стихотворца с самого начала представлялась ему не в том, чтобы радовать и выражать радость, но в том, чтобы изливать горечь и злобу, боль и отчаяние, гнев и обиду. Только в этом отношении «Мечты и звуки» можно считать далеким предвестием «настоящего» Некрасова.

ПРОВИНЦИАЛЬНОЕ ДАРОВАНИЕ В ПЕТЕРБУРГЕ

Неуспеваемость, вызванная полным отсутствием прилежания и какого-либо интереса к учебе, привела к закономерному результату. Сначала Николай остался в пятом классе на второй год, затем на третий, а начиная с июля 1837-го совсем перестал посещать занятия. 18 июля 1838 года Алексей Сергеевич Некрасов подал гимназическому начальству прошение: «Сын мой Николай, обучавшийся в ярославской губернской гимназии в 5-м кл[ассе], по расстроенному его здоровью, взят был мною для пользования в дом мой и продолжать науки в гимназии не мог; по выздоровлении же ныне я желаю определить его в Дворянский полк[13], потому покорнейше прошу выдать ему свидетельство о знании наук, коим он во время бытности в гимназии обучался, равно о поведении его. Подлинное подписал: помещик майор Алексеи Некрасов». Так, можно сказать, бесславно закончилось гимназическое обучение будущего поэта. Некрасов оставляет гимназию, не окончив пятый класс. Остается неизвестным, как, собственно, он провел целый год, в который, как значилось в выданном гимназией свидетельстве, совершенно не посещал занятий. Жил ли он в Грешневе (что более вероятно) или в Ярославле (что менее вероятно)? Знали ли родители, что сын фактически бросил учебу?